Всё чаще её посещала мысль, что быть вампиром лучше.
Да, она больше никогда не увидит солнца, но и не будет слабой, не заболеет, не состарится… А самое главное — она больше не будет бояться. Ни людей, ни вампиров.
Герти видела, что для поддержания жизни не обязательно убивать человека. Это вопрос контроля, как не допивать из чашки и не доедать из тарелки.
«Это просто! Почему Ларс против?»
Вечность? Что плохого в вечности?
«Но что будет, если я не смогу его переубедить?»
Внутренний голос поддакивал: это невозможно — целой жизни не хватит на то, чтобы изменить решение, которое принял 1000-летний вампир.
«Можно попросить Кая,» — подумала она однажды. А потом вспомнила, что случилось с Миррой, как именно происходит инициация. И отбросила эту мысль.
«Ларс не простит измены. А зачем мне целая вечность без Ларса?.. Это тупик».
Обычно подобные мысли приводили к одному желанию — уйти из замка.
Её ведь никто не держит. Даже Кай. Она знает, где выход и знает, что до ближайшей деревеньки — один день пути.
Герти даже собирала свои платья и запас еды в узел, но каждый раз это случалось во второй половине дня. И девушка каждый раз не решалась на путешествие в темноте. Тогда она откладывала свой уход на утро.
А утром, когда сад всё ещё скрывала густая синеватая тень, она сидела под грушей и долго смотрела на знакомый до каждого камешка древний замок. Башни его тянулись к небу прямо из горного массива, будто из пены морской. А солнце ласково касалось их вершин, постепенно покрывая золотом тёмные камни фасада. Герти, как завороженная смотрела на это до тех пор, пока солнечный свет не доходил до левого окна, большого, закрытого тяжёлыми ставнями.
За этим окном спал Кай.
Пугающий. Знакомый. Смешливый. Порочный.
При воспоминаниях о его «нечаянных» прикосновениях к шее, плечам, к волосам, к груди внизу живота становилось тепло, будто там начинало сиять какое-то своё внутренне солнце.
А где-то за пределами гор начинался большой мир.
Чужой.
В нём не осталось ни одного родного человека. Кроме Дедрика. Но Ларс объяснил ещё тогда, на башне, что идти к брату даже через полгода — опасно. Её всё ещё могут искать. Герти верила, что так и есть — Ларс столетиями мастерски скрывался от людей.
«Ларс… Как я скучаю. В целом мире не найдётся ни одного человека, который хоть в какой-то мере смог бы тебя заменить. Потому что ты — и есть целый мир. Бесконечный, разный, мудрый и благородный… Я люблю тебя. Только тебя…»
В её сердце снова начинала оживать надежда, что, когда вампир вернётся, всё разом наладится.
«Может быть, сегодня? Его нет два месяца. Вдруг именно сегодня он придёт? А я уже покинула замок…»
Июль иссушил землю.
В синем небе много дней не было ни одного облачка. Трава поблёкла, цветы опустили головки, на деревьях начали темнеть завязи. Утренняя роса мгновенно испарялась, стоило солнцу показаться в горном распадке на востоке.
«Что будет, если я останусь без урожая?.. Ларс не одобрил бы подобной беспечности».
Герти решила принести воду из терм.
Она спустилась со светильником на несколько этажей под землю, зачерпнула пару вёдер из прохладного источника, надела их на коромысло и…
Не смогла поднять.
Тогда она слила по половине воды из каждого ведра и подняла коромысло. Но светильник остался стоять на полу, а впереди маячила тёмная лестница наверх.
Она присела и взяла светильник.
Коромысло соскользнуло с плеча.
— Тьма!
Герти взяла светильник в одну руку, а полведра воды — в другую и потопала наверх.
К тому моменту, как она поднялась в сад, с неё самой текло. Платье прилипло к спине, мокрые дорожки пота ощущались до самого подбородка.
Герти плеснула воду под грушу и поняла, что это ничтожное количество влаги по большей части испарится в течение получаса.
«Чтобы хорошенько полить одно дерево и одну клумбу, мне понадобится пол дня… Я не справлюсь. И сад погибнет».
Она всё-таки сходила несколько раз в термы за водой и села на скамейку, вытянув ноги. Солнце нещадно припекало. Надо было уходить в тень, не то к вечеру лицо и грудь покраснеют и будут ныть, а потом и вовсе облезут. Но мышцы гудели, голени наливались усталостью. Она поднялась со скамейки и ушла под тёмные своды замка, ощущая во рту горечь.
Герти с трудом дождалась начала заката.
— Кай! — она ворвалась в комнату вампира без стука.
Он лежал голый на спине, раскинув руки в стороны. Шёлковая чёрная простынка прикрывала неприличные места.
— Проснись, — Герти осмелилась подойти ближе и потрясти вампира за плечо.
Кай открыл глаза и улыбнулся самой обворожительной улыбкой, которая обнажала кончики клыков.
— Рад тебя видеть, Герти.
— Я не за тем. Очень нужна твоя помощь! — девушка взахлёб начала рассказывать о том, как важно спасти сад.
Слегка растрёпанный Кай сел на кровати. Он слушал её, глядя на линию девичьих губ, раскрасневшихся от волнения и подъёма на несколько этажей. Ближе к концу рассказа Герти заметила, куда направлено внимание вампира, и смутилась.
— Я помогу. Но не бесплатно.
— Но это же и твой сад! И Ларса! Он будет недоволен!
— Сад — это конечно хорошо… Девушки любят, когда их любят в саду. Но мне досталась настолько холодная особа, что сад теперь без надобности, — Кай откинул простынь и поднялся с кровати, чтобы одеться.
Герти еле успела зажмуриться и отвернуться.
— Ларс будет недоволен, — произнесла она упавшим голосом.
— Ларс думает только о своих исследованиях. А сад. Это для человечек. Чтоб не скучали.
— Пожалуйста… — Герти сложила руки в молящем жесте. — Сад нужен мне.
— А мне нужен поцелуй, — губы вампира явно растянулись в улыбке.
Герти сидела всё так же зажмурившись, кровь пульсировала в голове, под льняным лифом платья груди налились тяжестью.
«Если он меня поцелует, то… не остановится. Боги, дайте мне сил! А что если…»
— Я согласна, — глухим голосом произнесла девушка и открыла глаза.
Вампир сидел рядом с ней на кровати. Он успел надеть только штаны, а рубашка всё ещё оставалась расстёгнутой и обнажала широкую полоску голого торса, гладкого, белого, с бугорками мышц.
Холодные пальцы приподняли подбородок.
Герти приготовилась сопротивляться, лицо её дрогнуло, кровь отлила от него.
— А знаешь, награда должна быть заслуженной. Пошли что ли, спасём твои цветочки, — вампир поднялся с кровати и принялся застёгивать рубашку.
