Северный Ледовитый океан кипит в дикой, неистовой буре, швыряя клочья пены до самых небес, дождь вертикальными столбами таранит дно земли, и мое дыхание белой чашей, пузырьками взвивается в едином ритме, в едином такте с ревущей, неуправляемой стихией и стуком его сердца, которое я чувствую как свое.
Я ощущаю его на себе и то, как медленно, мучительно медленно он в меня входит. Это — шелк и атлас, тягучее сладострастие, напитанное медом и золотом, когда моя грудь расплющивается о его грудь, когда я вбираю его в себя каждой клеточкой, каждым нервом своей влажной от пота кожи, вплавившейся в его влажную от пота кожу.
Половина тела — пламя, половина — лед… Лед и пламя движутся во мне, перетекают друг в друга, опаляют нестерпимым жаром и колючим холодом, блаженно-сладко выплескиваются в меня, в мое лоно, в самое мое нутро.
От этого контраста можно умереть. И я умираю и воскресаю вновь десятки раз за ночь, захлебываясь его именем на искусанных, распухших от поцелуев устах.
Коул, Коул, Коул — как молитву.
Я умираю от любви…
ГЛАВА 23
Сердце
-Пойдем, бабуль, такси уже подъехало.
— Монечка, а может, на метро? Так тратиться…
Сегодня у бабули был назначен прием у доктора Румкорфа — на метро действительно было бы дешевле, но эти сэкономленные пятьсот лей явно никакой погоды уже не сделают.
Я теперь должна столько, что нет никакого смысла беспокоиться о долге — мне ни в жизнь его не погасить.
Но сколько мы с бабулей ни высматривали белую машину с синими шашечками, искомой у подъезда не обнаружилось. Вместо нее выезд из двора самым наглым образом преградил Шевроле Кампаро с белой надписью «Рolice» по черному глянцевому боку. Благо, хоть мигалки были выключены.
Сжав бабулину руку, я углядела на водительском месте Кастора Троя в своих излюбленных темных очках-авиаторах, который не соизволил даже выйти из машины.
— Моника, ради всех святых, кто это? — при виде полицейского автомобиля бабуля схватилась за сердце.
— Все в порядке, ты не волнуйся только! — с тревогой проговорила я. — Это помощник комиссара. Ты же помнишь, что я работаю в архиве полиции, помнишь? Наверное, заехал по работе, я ведь еще ему немного помогаю… Сейчас я спрошу, что ему нужно, и мигом вернусь!
— Да помню, помню я, — усмехнулась ба, и с интересом спросила. — А это не тот ли, который тебе всё нравился?
— Не тот!
Перекатывая во рту жвачку, Трой опустил для меня стекло со стороны водителя, но даже головы не повернул.
— Ты не мог бы освободить дорогу? — вежливо попросила я. — А то такси во двор заехать не сможет…
— Мне очень жаль, но водитель не дождался и уехал, — судя по тону, Кастор явно самолично приложил к этому руку. — В больницу с бабушкой собралась? Да ты не переживай, зайчонок, я сам вас отвезу. Не поверишь, как раз свободных полчаса образовалось!
— Нет! — резко перебила я, испуганно оглянувшись на бабулю, которая с тревогой прижимала к себе свой старенький ридикюль. — Что бы ты не задумал, это не должно касаться моей бабушки. Ты не посмеешь даже заговорить с ней! Я не позволю, чтобы…
Не дослушав меня, Трой хлопнул дверцей машины и направился к бабуле, в то время как я просто беспомощно стояла и смотрела, как он ее очаровывает ее совершенно не свойственными ему располагающей улыбкой и мягкими, бархатными интонациями голоса.
— Миссис Калдер, я начальник Моники, офицер Кастор Трой. Очень приятно познакомиться. Она столько о вас рассказывала! Вы не против, если сегодня я поработаю вашим личным водителем?
Разумеется, бабуля была не против, и было видно, как ей приятно, что он по-джентельменски распахнул перед ней дверцу и помог сесть на заднее сиденье. Ба приняла все за чистую монету, и от этого мне стало еще тошнее. Но ничего не оставалось, как усесться рядом с ней, каждое мгновение трясясь, как в лихорадке, что Трой возьмет да и скажет что-то лишнее.
Что-то возмутительное и грязное посреди милой болтовни с моей бабулей, которую он вел явно напоказ, для меня.
Что до ба, то она окончательно растаяла…
— Офицер Трой, вы не могли бы помягче с Монечкой? — доверчиво просила она. — Она у меня такая скромная, стеснительная, целомудренная такая, а ведь работает в таком тяжелом месте! Приглядите за ней, уж пожалуйста, защитите, если что… Моя девочка очень хрупкая — ей нужна опора!
— Обязательно пригляжу, — кивнул Кастор и я поймала его взгляд из-под очков в зеркале заднего вида. — Она и правда очень хрупкая… и нежная… Я не дам ее в обиду — можете и не сомневаться, миссис Калдер!
Бедная ба даже не заметила насмешки в его голосе, я не выдержала и тихо сказала: «Хватит, бабуль…», но ее уже было не остановить:
— Я же вижу, офицер Трой, вы — человек порядочный и благородный. На вас можно положиться! По правде говоря, Моня…
— Моня? — переспросил Кастор Трой таким тоном, что мне захотелось на ходу выпрыгнуть из машины. — Вы так ее называете? Как забавно и мило… Моника, можно я тоже буду теперь тебя так называть?
То, что он делал, было за гранью добра и зла. Он мог сколько угодно издеваться надо мной, но, видимо, решил, что удовольствие от этого было недостаточно изощренным, поэтому заодно решил в моем присутствии поглумиться над самым любимым и дорогим моим человеком.
— Нельзя. Так меня называет только бабушка, — сухо отозвалась я. — Приехали, ба, выходим! Спасибо, что подвезли, офицер Трой. Сделайте одолжение, не ждите нас, потому что это надолго.
— Мне как раз нужно допросить одного свидетеля по адресу совсем неподалеку, — ослепительно улыбнулся Трой. — Через час я за вами заскочу. Если миссис Калдер, конечно, не возражает…
— Не возражаю, — с достоинством английской королевы кивнула бабуля, что совершенно не вязалось с ее восторженным восклицанием, когда Трой благополучно укатил. — Какой хороший парень, Монечка! Как же я рада, что у тебя такой славный начальник!
Кажется, все шло к тому, что бабуля собиралась Кастора Троя на свой фирменный пирог с лимоном — она обожала угощать тех, кто ей понравился. Он, разумеется, и не подумает отказаться, ну а я…
Я просто не перенесу, если он переступит порог моего (пока еще моего!) дома, будет пить бабушкин чай, мило ей улыбаться и плотоядно смотреть на меня!
Мой дом был последним моим прибежищем, последним оплотом, но Трой хотел сломать и его, лишить меня даже иллюзорного чувства комфорта и хотя бы видимости безопасности…
Оплатив прием, я сразу отправила бабулю к доктору Румкорфу, а сама задержалась на ресепшене, чтобы оформить какую-то карточку, дающую три процента скидки. Я была не в том состоянии, чтобы высчитывать какие-то мизерные проценты, да плевать на них было с высокой колокольни, если честно!