Псы позади терпеливо ждали, не пытаясь преследовать. А может, и не могли? Как не смог тот костяк древнего ящера?
Лой не удержалась – показала своре язык. Она не сомневалась – это увидят.
Третья кочка, четвёртая…
Город и заваленный ржавым железом пустырь исчезали, поглощаемые чащей.
Вернулось чувство направления, да так хорошо, по-настоящему вернулось! Ободрённая, Лой заскакала ещё живее. Ну и что, подумаешь, трясина, что она, трясин не видывала?..
Скок, скок, ещё скок – кочки становились всё реже, пространства тёмной воды – всё шире. Это Кошке не понравилось, но, с другой стороны, ощущение выхода становилось всё сильнее. Скоро, совсем скоро она выберется на гномий Путь близ Пределов, передохнёт, обдумает всё случив…
Кочки исчезли вообще. Перед Лой Ивер расстилался тёмный пузырящийся пруд не пруд, бочаг не бочаг, озерцо не озерцо – заполненное водой пространство. С другой стороны в него сбегали ржавые рельсы, и на них застыл до половины ушедший в топь, облезло-ржавый тепловоз. Видела она в Изнанке подобные…
Фу-у-у, подумала Лой. Лезть в эту мерзкую жижу?..
На Тропах, привычные чары не работают или работают совсем не так, как ожидаешь. Здесь просто идёшь, куда подсказывает чутьё.
Здесь чутьё вело совершенно не туда.
И полузатопленный ржавый гигант не внушал абсолютно никакого доверия.
И вообще никогда не было на Тропах так много Изнанки!
Делать было нечего. Лой бросилась в воду и поплыла.
Было мерзко и гнусно. Что-то склизкое касалось лап, пыталось обвиться вокруг них, опутать, утянуть на дно; Лой яростно шипела, вырывалась, всё ближе и ближе подплывая к ушедшему в топь передку тепловоза. Стёкла выбиты, в кабине плещется болотная жижа.
Ничего, «ещё немного, ещё чуть-чуть…».
Пришедшие с Изнанки обожали эту песню.
Вот он, металл, ещё видна кое-где тёмно-зелёная краска.
Глубоко под водой вспыхнули фары. Два сильных луча пробили болотную толщу, железо заскрежетало, заскрипело, тепловоз содрогнулся, подался назад. Прямо перед Лой раскрывалась громадная пасть, полная кривых ржавых зубьев – от края до края, забегая даже и на борта.
И разом забурлила, вскипела топь. Ядовитый зелёный пар полз от лопавшихся пузырей, и Лой Ивер рванулась вперёд, прямо в ждущую глотку; в последний миг, опережая уже готовые сомкнуться челюсти, оттолкнулась от козырька над фарой, метнулась в сторону, на твёрдое, бросилась прочь от гнусной топи.
Под кошачьими лапками стала рушиться земля.
Лой молнией промчалась мимо уходящего вверх тепловозного борта. Рядом ржавые колёса с трудом провернулись раз, другой, вытягивая из трясины дряхлого исполина. Но Кошка уже обгоняла его, уже оставляла позади; вот только не оставалось места, где бежать, топь стремительно поднималась, подступая к самым рельсам, на поверхности вспухали и лопались громадные пузыри, распространяя смрад, и Лой знала, что вдыхать его – смерть.
Оставался только один путь – прямо по рельсам. По ржавым рельсам, на которые выбирался сейчас из болота тепловоз, и такая же пасть открывалась на противоположной от погружённой в воду стороне.
Фары вспыхнули и здесь, скрестились на полосатой кошке. Раздался рёв, и ржавая громада тронулась с места.
Лой помчалась вперёд. Ничего, сейчас она свернёт в сторону…
Сворачивать было некуда. Болото быстро заливало колею, и только рельсы поднимались над мерзкой жижей. Только рельсы, в которых – вдруг осознала Лой – явственно ощущалось сейчас гномье начало.
Путь. Это же часть Пути! Искажённая, захваченная чуждой силой, но всё равно – часть Пути, шедевра гномов!.. Потому их, эти рельсы, и не может залить полностью!..
И она припустила во всю мочь.
Позади заревел, заскрежетал тепловоз. Он разгонялся, пасть его раскрывалась всё шире; Кошка уже не бежала, почти летела, не касаясь рельса; совсем рядом пузырилось и вскипало поднявшееся болото.
Путь становился, однако, всё прямее и прямее, и ночь сменилась сперва сумерками, а потом и рассветом.
Солнечные лучи брызнули на почти нагнавший Кошку тепловоз, тот издал протяжный, яростный скрежет, полный неутолимой ненависти, и начал тормозить.
Лой прыгнула, вытянулась во всю длину – и мир вокруг вдруг замерцал, изменяясь. Болото исчезло, будто и не было его. Осталась лишь серая туманная муть, в которой человек бы утопал по колено, а Лой в кошачьем теле лишь едва-едва могла высунуть голову. Туман был плотный, не разглядеть, что под ногами, да и не очень-то хотелось; там что-то похрустывало, ломалось даже под лёгкими кошачьими лапками.
Да где ж она оказалась-то? Куда вывела тропа? Лой не чувствовала Пути, стояла в бесконечном туманном море, над головой всходило солнце… ох, как-то слишком быстро оно всходило… и на солнечном диске явственно проступали закрытые веки и медленно шевелящиеся губы!
Лой затрясло. Она поняла, где оказалась.
В Мире Прирождённых.
В море Хаоса, неоформленной сырой магии, где всё возможно – и всё невероятно одновременно.
Выхода отсюда нет.
Впрочем, и хода сюда тоже никогда не было. Путь, пускай и сотворён волшебством, нуждается в реальной основе.
Что же делать?
Лой подняла лапку – и лизнула её. В любой непонятной ситуации – вылизывайся.
Солнце над головой мерцало, становясь то лимонно-жёлтым, то апельсиново-оранжевым. И самое удивительное, мир вокруг начинал пахнуть то одним цитрусом, то другим. Откуда Хаосу знать, как пахнет лимон? Это знает лишь Лой…
Прикрыв глаза, кошка стала вспоминать Путь, но в голову лез лишь чудовищный паровоз, она выбросила его из мыслей усилием воли – и заменила на сломанный паровозик в руках встретившегося на пути детёныша…
– Не хочу! – проревело рядом.
Лой подскочила на месте, шерсть встала дыбом.
Перед ней сидел давешний детёныш – слепленный из серого тумана, но уже обретающий цвет и плотность. Вот только ростом младенец был метров пять, и смотрел он на Лой с неприкрытой ненавистью.
– Не хочу! – снова прокричал ребёнок, сотворённый из Хаоса. Взмахнул паровозиком, зажатым в руке – жалкая пластмассовая игрушка пронеслась мимо Лой, и за неподвижными колёсами на миг возникли призрачные рельсы.
Путь!
Лой прыгнула на тающие рельсы и побежала по ним. Детёныш остался позади, рассыпаясь хлопьями туманной ваты вместе со своей игрушкой. Вокруг Лой вставали и рушились призрачные фигуры, доносились голоса, стоны, рычание, щёлканье и скрежет – её появление пробуждало Хаос, вовсе не желающий просыпаться. Она неслась вперёд, Путь разворачивался впереди и исчезал сзади…
…А перед глазами вдруг замелькали красные сигнальные огоньки стрелок, запахло углём, раздались гудки маневровых паровозиков, и Лой Ивер со всего размаху выскочила на сплетения множества рельсовых путей.
