Мотылек Богонга — идеальный объект для исследования многих вопросов, занимающих центральное место в теме бионавигации. Исходная гипотеза Уоррента заключалась в том, что мотылек, как навозный жук, использует некий вид астрономической навигации. Но, в отличие от жука, перемещающегося всего на несколько метров, мотылек летит всю ночь и может добираться до своей цели в течение нескольких дней, а то и недель, в зависимости от ветра. Значит, те ориентиры, которые он использует, должны оставаться достаточно неизменными. Этому требованию соответствует Полярная звезда, но к югу от экватора ее не видно, а поскольку луна, Млечный Путь и звезды находятся в непрерывном движении, Уоррент не мог понять, как они могут давать мотыльку необходимую ему информацию.
Я думал: «Господи, это безнадежно; они никак не могут использовать эти ориентиры» — в особенности потому, что в одном из экспериментов мы закрыли небо черной тканью, а эти гады все продолжали лететь. И вдруг я все понял: конечно же это магнитное поле! Это было настоящее озарение. Когда птицы летают по ночам, им нужно решать в точности ту же задачу. В Северном полушарии они могут использовать звездный рисунок, вращающийся вокруг Полярной звезды, но также интенсивно используют и магнитный компас. Черт возьми, почему бы и нет? Почему бы мотылькам не делать то же самое?
Дорога на юг из Канберры медленно поднималась среди овечьих пастбищ, которые, как мне казалось, давно не видели дождя. По обочинам валялись раздувшиеся трупы неосторожных кенгуру и вомбатов
[330]. В конце концов я добрался до маленького городка под названием Коома. Оттуда я направился к Национальному парку Косцюшко, в самое сердце Снежных гор, и пейзаж постепенно становился все более пустынным. Деревья попадались все реже, домов встречалось все меньше. Когда-то настоящим бедствием этого региона были «бушвакеры» — бродячие банды разбойников, которые терроризировали фермеров, поселившихся тут в начале XIX века.
Дом Уоррента, окруженный эвкалиптовыми деревьями, стоит на склоне холма в конце длинной и пыльной дороги, километрах в пятнадцати от ближайшего поселка. Эрик познакомил меня с остальными членами группы — Барри Фростом, Дэвидом Дрейером и Дэвидом Сакалом из Лунда и Аней Гюнтер из Ольденбурга. Хенрик Моуритсен должен был присоединиться к ним уже после моего отъезда.
Эксперимент, свидетелем которого я был в течение нескольких следующих ночей, был продолжением той работы, которую они начали за несколько лет до того. Его целью было просто определить, используют ли мотыльки для прокладки курса магнитные ориентиры. Исследователи планировали поймать мотыльков Богонга в начале их осенней миграции на север и выпустить в цилиндрическую арену того типа, который Барри Фрост и Хенрик Моуритсен использовали ранее в своей работе с монархами. При помощи точно откалиброванной системы магнитных обмоток можно было поочередно подвергать мотыльков воздействию разных магнитных полей и регистрировать их реакцию.
Где спит мотылек Богонга
К моменту моего приезда работа уже началась, и у исследователей заканчивались мотыльки, так что нужно было поймать новых. Поскольку световую ловушку можно было поставить только после наступления темноты, днем мы решили заглянуть в скальные расщелины на горных вершинах, в которых скапливается большое количество мотыльков.
Ранним утром мы с Эриком в сопровождении Ани Гюнтер и Дэвида Сакала отправились к Тредбо, горнолыжному курорту в круто спускающейся долине реки Кракенбек. Поскольку дело было в конце лета, городок был совершенно пуст, но нам удалось подняться на лыжном подъемнике на высоту около 2000 метров. Оттуда, пробираясь через густой кустарник и сфагновые болота, мы пошли к вершинам, прекрасным в своей мрачности. Болотистые пустоши были усеяны цветами, и вскоре мы оказались в полном одиночестве, если не считать нескольких диких пони и воронов, круживших у нас над головой.
Снежные горы образовались очень давно, и по ним это видно. На каждой закругленной вершине возвышаются останцы, похожие на гигантские закругленные статуи. Находить пещеры, в которых гнездятся мотыльки, умеют немногие, но Эрик вел нас к одному из самых лучших мест. В некоторых местах тропы почти не было видно, и — в этом можно было усмотреть некоторую иронию — нам приходилось останавливаться, чтобы определить свое местоположение. После долгого перехода под палящим солнцем мы достигли своей цели — беспорядочного исполинского нагромождения растрескавшихся валунов над крутым травянистым склоном.
Чтобы добраться до мотыльков, прячущихся в скальных трещинах, мы перелезли через несколько валунов. В воздухе висел сильный ореховый аромат, а земля у нас под ногами была покрыта толстым слоем разлагающихся тел мотыльков, которых вымыло из убежищ грозами. Они и издавали этот запах.
Проемы между валунами были узкими, но нам, хоть и не без труда, удалось в них протиснуться. Воздух внутри расщелины был наполнен мельчайшей пылью из чешуек с крыльев мотыльков; она сверкала, попав в пучок солнечного света. Многие из мотыльков уже отправились в путь; несколько других летали вокруг нас. В свете фонарика мы видели участки холодных каменных стенок, на которых сидели, аккуратно прижав палевые крылья к своим телам, оставшиеся мотыльки: они образовывали идеально регулярный геометрический узор. У них, разумеется, нет век, но каждый мотылек закрывает от света глаза следующего, так что прямой свет попадает только в глаза мотыльков, сидящих в самом переднем ряду. Эта безмятежная картина свидетельствовала об эффективности навигации у насекомых.
Уоррент рассказал, что в старину, пока их не вытеснили колонисты, аборигены, жившие по обе стороны этого горного хребта, проводили здесь, среди скал, летние месяцы. Тут они могли укрыться от жары, стоявшей в низинах, и полакомиться жареными мотыльками Богонга — утверждается, что они очень хороши на вкус. Это были периоды песен, танцев и выбора жен. Первые поселенцы отмечали, что аборигены возвращались после этих празднеств с участием мотыльков в гораздо лучшем состоянии, «с лоснящейся кожей и зачастую весьма растолстевшими»
[331]. Но аборигенов этих давно нет, и их корробори
[332] остались лишь в отдаленных воспоминаниях.
Некоторые данные позволяют предположить, что каждую из пещер занимают мотыльки из одного конкретного географического места, но эта теория пока не подтверждена. Если это так, точность их навигации оказывается выше, чем у монархов, зимующих в высокогорных лесах Мексики, но даже если мотыльки Богонга не столь разборчивы в выборе места, им все равно нужно найти подходящую пещеру, а это должно быть делом очень непростым. Возможно, их привлекают ольфакторные ориентиры — может быть, даже тот самый ореховый запах, который мы заметили.
