Африканские саванные слоны
[498] иногда проходят в поисках пищи или воды более 100 километров и очень хорошо умеют определять, где находятся другие слоны — даже когда их не видно. При помощи трекеров исследователям удалось продемонстрировать, что они обладают «замечательной пространственной чувствительностью». Направляясь к водопою, слоны сразу шли в точности в верном направлении, в одном случае с расстояния чуть меньше 50 километров. Более того, они, по-видимому, почти всегда выбирали ближайший водопой. Исследователи уверены, что слоны всегда точно знают, где они находятся относительно всех нужных им ресурсов, и поэтому могут направляться к ним кратчайшим путем или идти по уже знакомым маршрутам
[499].
Хотя пока непонятно, какие ориентиры используют в навигации африканские слоны, в их число вполне могут входить запахи.
Слоны очень разборчивы в еде, но до недавнего времени мы мало что знали о том, как именно они выбирают пищу. Один из возможных ответов на этот вопрос предполагал, что они просто осматривают и пробуют найденные растения, но это приводило бы к большим затратам времени и сил, не в последнюю очередь потому, что зрение у слонов довольно слабое.
Летучие химические вещества, испускаемые растениями, могут распространяться на большие расстояния и очень четко отличаются друг от друга: каждое растение или дерево имеет уникальную ароматическую сигнатуру. Более того, ее можно определить, даже не видя самого растения. Новые исследования позволяют предположить, что запах играет решающую роль в привлечении слонов — и, вероятно, других травоядных — к лучшим источникам пищи.
Сначала исследователи установили, какие растения свободно пасущиеся слоны предпочитают есть, а какие — обходят стороной. После этого они поставили эксперимент с «кормовым пунктом», в котором слонам предлагалось последовательно выбирать из нескольких видов пищи по одним лишь запахам. Эксперимент показал, что слоны, вполне вероятно, способны распознавать по запаху скопления пригодных в пищу деревьев, а затем оценивать качество каждого дерева такого скопления. Можно предположить, что свободно пасущиеся слоны используют эту информацию и в поисках своей любимой еды
[500].
Возможно, хорошо развитые элементы гиппокампальной формации позволяют слонам — так же, как крысам и людям, — создавать «когнитивные карты».
Часть III. Чем важна навигация?
26. Язык земли
Пережив почти чудом несколько лет ужасов концентрационного лагеря в Освенциме, знаменитый итальянский писатель и химик Примо Леви (1919–1987) был слишком слаб и болен, чтобы сразу вернуться домой, в Турин. На одном из этапов своего долгого путешествия домой он провел два месяца, оправляясь от болезни в пересыльном лагере в Советском Союзе. Окружавший лагерь лес непреодолимо манил Леви, как и его товарищей по заключению
[501].
Тех, кто искал одиночества, он награждал этим бесценным даром, ведь мы так долго были его лишены! Кому-то он напоминал другие леса, другие моменты одиночества из прошлой жизни, а для кого-то, наоборот, его торжественная первозданная суровость была внове, завораживала неизвестностью
[502].
Неподалеку от лагеря лес становился гуще, и всякие следы животной жизни исчезали:
Когда я отправился туда в первый раз, мне, к моему удивлению и ужасу, пришлось на собственном опыте узнать, что «заблудиться в лесу» можно не только в сказке. Я шел около часа, ориентируясь по солнцу, которое время от времени появлялось в просветах между густыми кронами, но потом небо затянулось тучами, и, когда я решил повернуть назад, оказалось, что я уже не знаю, где север. Помня, что деревья обрастают мхом с северной стороны, я стал осматривать стволы, но никакого мха не заметил. Я выбрал, как мне казалось, верное направление и долго продирался через заросли ежевики и валежник, но у меня было впечатление, что я по-прежнему там, где и был.
Проплутав по лесу несколько часов, Леви пришел к убеждению, что там и умрет.
Я шел несколько часов, теряя силы и нервничая все больше и больше. Начинало темнеть. Мне казалось, что если мои товарищи и отправятся меня искать, то не найдут, а если найдут, то не сразу, а через много дней, умирающим с голоду или уже мертвым… Слева я смог разглядеть клочок освещенного неба (что должно было означать запад) и решил идти прямо на север, уже никуда не сворачивая и не останавливаясь, пока не выйду на какую-нибудь дорогу, тропинку или просеку.
Долгие северные сумерки успели смениться почти непроглядным мраком, а я все шел и шел, и меня уже начала охватывать настоящая паника. Испытывая атавистический ужас перед темным дремучим лесом, я, несмотря на усталость, еле сдерживался, чтобы не броситься бежать со всех ног, бежать все равно куда, пока не остановится дыхание.
У того пронизанного ужасом состояния, которое описывает Леви, в английском языке есть красноречивое название — woods shock, то есть «лесное смятение». Дезориентация такого рода подобна кошмару наяву, в котором, как кажется, ни в чем нет никакой логики и все представляется зловещим. Сам мир становится сверхъестественным — непостижимым для нашего понимания или знания — и потому угрожающим. Человек буквально не знает, куда бежать. В этом состоянии чрезвычайно сильно возрастает вероятность совершения опасных для жизни ошибок.
В конце концов Леви услышал далекий гудок паровоза и понял, что шел совершенно не в том направлении. Он добрался до железной дороги и пошел вдоль нее на север, ориентируясь по созвездию Малой Медведицы, включающему в себя Полярную звезду, которое, по счастью, как раз появилось из-за туч.
В наши дни немногие из нас, попав в подобную переделку, смогут сделать то же самое. А уж люди, обладающие такими исключительными навыками существования в дикой природе, как Энос Миллс — горный проводник, выживший в одиночку в Скалистых горах, когда его настигла снежная слепота (см. главу 11), — настолько редки, что кажутся нам феноменально одаренными.
