Ноэ подтолкнул меня локтем и иронично возразил:
– Слишком поздно!
Реакции не последовало, и он продолжил, переминаясь с ноги на ногу:
– Боюсь, я вам помешал. Я позвоню Бастьену, может, переночую у него.
Его малиновый румянец растрогал меня.
– Нет, – ответила я. – Ты не будешь среди недели ночевать у приятеля, и я напоминаю, что завтра у тебя занятия начинаются в восемь…
– Мне в любом случае надо возвращаться, – вмешался Паком. – Завтра с самого утра переговоры.
– Да ладно, теперь, когда мы уже все равно встретились, вы можете хотя бы поужинать у нас! Правда, мама?
Ситуация становилась совсем фантасмагоричной – Ноэ в роли сводника. Я собрала в кулак всю свою храбрость, чтобы обратиться к Пакому. Он, не отрываясь, изучал Ноэ – его лицо, его подростковую развинченность, его манеру держаться. Если он еще не догадался, это вот-вот случится.
– Как тебе эта идея? – спросила я.
Я видела, что ему больно и он в ярости. И снова заметила, как он устал – осунулся, черты лица обострились.
– Тебе решать, Рен.
Не понимаю, что меня подтолкнуло, но я ответила:
– Оставайся.
Он точно предпочел бы услышать другой ответ.
– Класс! Погнали! – Ноэ был в восторге. – Тут холодрыга!
Его непринужденность поражала меня: он вел себя с Пакомом совершенно естественно и оставался самим собой, словно молча признал, что может ему доверять. И он был прав: этот мужчина, который только что вошел в жизнь Ноэ, заслуживал большего доверия, чем его собственная мать.
– Так ты едешь? – осторожно спросила я.
Игнорируя меня, он кивнул вместо ответа, но при этом одарил улыбкой Ноэ.
Ноэ сидел рядом со мной в машине, и это спасло меня от провала в безумие. Я хотела, чтобы мы ехали бесконечно и не надо было снова общаться с Пакомом. В то же время поездка почти сразу начала казаться мне слишком долгой. Я по возможности избегала смотреть в зеркало заднего вида.
– Извини, что я заявился, но тебе было так плохо вчера вечером и сегодня утром, что мне захотелось поднять тебе тонус.
– Это была отличная идея, спасибо.
– Ну-у-у да, но… он, может, не слишком рад мне.
– Паком тут ни при чем. Он всегда хотел познакомиться с тобой, это я отказывалась торопиться.
По крайней мере, на сей раз я, надо признать, говорила правду.
– Глупо, потому что, мне кажется, я полюблю его.
Перед тем как выйти из машины, я придержала Ноэ.
– Я хочу тебя попросить.
– О чем?
– Сможешь оставить нас наедине на пару минут?
Он хихикнул и подмигнул мне.
– Не парься, я не собираюсь изображать противного ревнивого мальчишку, который прилип к матери и намерен поскорее вытолкать из дома ее гадкого приятеля!
Ноэ вышел, помахал Пакому, который уже стоял и ждал нас на тротуаре, после чего умчался, не произнеся ни слова. Я не решалась посмотреть на Пакома, мне было страшно заговорить с ним. Я чувствовала, что он молча кипит, его мрачная фигура пугала меня, поэтому я тоже направилась к дому. Все так же молча он двинулся за мной. Войдя в прихожую, я услышала, как на втором этаже захлопнулась дверь комнаты Ноэ и загрохотала музыка. Я швырнула пальто и сумку на кресло и направилась на кухню, чувствуя за спиной присутствие Пакома, который, наверное, оглядывался по сторонам. Я позвала его:
– Выпьешь что-нибудь?
– Нет.
Я налила себе красного вина, взяла дрожащей рукой сигарету и закурила, подойдя к открытому окну. Мы стояли, прислонившись к противоположным стенкам, и я боялась поднять глаза – меня страшила мысль об эмоциях, написанных на его лице.
– У меня несколько вопросов, Рен, – сухо начал он после долгого молчания. – Но как мне знать, что я услышу от тебя правду?
Я посмотрела на него сквозь пелену слез: его лицо было жестким, словно вырубленным из мрамора. Я вызывала у него отвращение, и это было очень больно.
– Мне уже нечего терять. Только прошу тебя, не устраивай скандал в присутствии сына. Если ты предполагаешь, что не способен сдержаться, лучше уйди прямо сейчас.
– Он не виноват в низости матери, какой мне смысл заставлять его страдать?!
Крупная слеза скатилась по моей щеке, я ощутила, как она скользит под подбородком и замирает на шее. Паком проследил за ней.
– Сколько ему?
– Семнадцать лет, он сдает экзамены на бакалавра в этом году.
Его как будто ударили.
– Кто его отец?
Я уставилась себе под ноги.
– Повторяю свой вопрос: кто его отец? – Голос был резким, словно щелчок кнута.
– Николя.
Он сжал кулаки и забегал по кухне, едва сдерживаясь, чтобы не молотить по всему, что попадется под руку, он был в ярости.
– Твою же мать!
Паком изо всех сил зажмурился и прижался искаженным лицом к стене, готовый обрушить на нее град ударов. Он выглядел настолько убитым, что, поддавшись порыву, я преодолела разделявшее нас расстояние и положила ладонь ему на спину, готовая погладить, успокоить. Он резко передернул плечами, сбрасывая руку, мое прикосновение вызвало у него отвращение. Его отторжение ранило меня, но не удивило, я быстро отступила и покорно вернулась на свое место. Минуты утекали одна за другой. Когда Паком счел, что более-менее пришел в себя, он снова обратился ко мне:
– Обалдеть, я запрещал себе спрашивать, что случилось с отцом твоего сына, боялся огорчить тебя, повернуть нож в ране… Ты небось считала меня полным идиотом! Что ты планировала, заявившись в “Четыре стороны света”? Превратить наши жизни в бардак? Что до моей, так и хрен бы с ней, но жизни Николя и Элоизы?..
– Клянусь тебе, Паком, я ничего не знала, иначе мы бы не пришли к тому, к чему пришли сегодня вечером. Я никогда не искала Николя, как раз наоборот. Ты полагаешь, что, если бы я могла такое предположить, я бы провела ночь с тобой?
– Ты неплохая актриса, – ядовито скривился он.
– Я была захвачена врасплох, Паком. Как бы я объявила Николя, что у него есть семнадцатилетний сын? И потом… и потом…
– Что?
Он подошел ко мне, белый как полотно, злой, напряженный, я видела набрякшую вену на его шее, он с трудом сдерживал ярость.
– Даже если ты мне не веришь, то, что произошло между нами, не имеет ничего общего со всей этой историей, с тобой я никогда не ломала комедию, мои чувства к тебе искренни, я тебя не обманывала и не обманываю…
Он испепелил меня взглядом.
– Не смей даже заикаться о том, что случилось между нами.
