– Я очень горжусь тобой, мой родной, – прошептала я.
– Спасибо, мама.
Его ладонь протянулась в пустоту, нащупывая Поля, ухватилась за него и подтащила поближе к нам. Поль развел руки в стороны, сгреб нас обоих и прижал к себе. Мы стояли втроем, прильнув друг к другу, как когда Ноэ был маленьким и требовал “общих обнимашек” в студии. Два моих главных мужчины были со мной, я была счастлива и хотела бы всегда оставаться вот так в их объятиях, с ними и только с ними. Рухни сейчас мир вокруг, мы бы, наверное, этого не заметили. Когда мы наконец-то отодвинулись друг от друга, никто из нас не смог заговорить, мы обменивались смущенными, взволнованными, счастливыми взглядами. Ноэ извлек из кармана завибрировавший телефон и нахмурился, увидев, кто звонит. После долгого колебания он ответил.
– Спасибо… Очень приятно, что вы нашли оценки…
Я покосилась на Поля, без слов спрашивая, думаем ли мы об одном и том же человеке. Похоже, наши догадки совпали. Поль приобнял меня за талию, опасаясь, как бы я не упала, я привалилась к нему, напряженно следя за сыном.
– Нет… пока нет… Ладно… Скоро… Я вам скажу… До свидания.
Он довольно долго смотрел в упор на свой телефон, а я не могла заставить себя задать вопрос. Быть может, потому, что ему точно звонил Николя. Тоненький голосок позвал Ноэ. Жюстина стояла в стороне, стесняясь приблизиться.
– Ноэ? Ты идешь? Ты с нами?
Он поднял к ней влюбленные глаза, какие бывают только в его возрасте. Мне удалось поймать взгляд этой хорошенькой робкой девушки, которая уводила у меня сына, и я ей улыбнулась. Она улыбнулась в ответ.
– Сейчас, иду.
Он снова обратился к нам:
– Окей, эээ, мы идем праздновать с друзьями.
– Удачного вечера.
Он умчался, не обернувшись.
Поль подвез меня к “Ангару”, чтобы я забрала свою машину. Всю дорогу мы молчали, он как-то подчеркнуто сосредоточился на дороге. В атмосфере повисло нечто неуловимое и непонятное. Нечто новое. Я не могла подобрать слов, чтобы это выразить. На парковке я предложила ему поужинать вместе, но он с явным сожалением отказался, потому что несколько дней назад, не сообразив, какое сегодня число, уже договорился о свидании и теперь не мог его отменить. Меня его отказ разочаровал, но я, естественно, этого не показала. Как я могу на него обижаться? Он так много времени уделял мне в последнее время и сейчас имел полное право вернуться к своей жизни, больше не волнуясь за меня. Поэтому я успокоила его поцелуем в щеку и села за руль.
– До завтра, хорошего тебе вечера!
Едва открыв дверь, я учуяла сильный запах специй и пошла на кухню, борясь с самыми безумными надеждами. Тем не менее у плиты спиной к входу стоял он, и никто другой.
– Ноэ…
Он рывком обернулся и расцвел своей обаятельной улыбкой, которую я не видела уже давно.
– У меня не получится так вкусно, как у тебя.
Мои ноги как будто вросли в землю, я не могла даже пальцем пошевелить, к горлу подкатил ком, зрение утратило четкость. Он скривился, чуть смущенно.
– Боюсь, уже не исправить…
Я преодолела разделявшее нас расстояние и взяла у него деревянную ложку. Содержимое сковороды я не различала, потому что пыталась остановить дрожь во всем теле, усмирить беспорядочное пульсирование крови. Слеза радости скатилась по моей щеке, когда я подняла к нему счастливое лицо.
– Все всегда можно исправить, Ноэ, любимый, разве нет?
Его золотистые глаза отражали те же чувства, что и мои. Нам не нужно было ничего говорить друг другу, прощение вошло в наш дом.
– Конечно!
Мы так и стояли, не отрывая друг от друга взгляда, улыбающиеся, взволнованные, помирившиеся. Запах подгоревшего мяса вернул нас на землю, заставив Ноэ выругаться, а меня рассмеяться.
– Начнем все сначала, – предложила я. – Ну-ка, выбрось эти угли!
Я открыла холодильник, продолжая смеяться. У края полки стояла бутылка шампанского, которой еще утром не было. Я вопросительно посмотрела на сына.
– Я подумал, что независимо от результатов у нас найдется повод ее выпить.
Мы чокнулись за бакалавриат, впервые после перерыва готовя вместе наши буррито. Ужинать мы сели в саду. Этим вечером в начале июля была хорошая теплая погода. Я купалась в счастье, веселилась вместе с Ноэ, могла смотреть на него сколько влезет, не боясь вызвать раздражение, могла разговаривать с ним, как обычно, и он не съеживался, если изо рта у меня вылетало “мой родной” или “мой любимый Ноэ”. Как мужчина в доме он взял на себя обязанность подливать мне шампанское и исправно выполнял ее.
После ужина я закурила, и мне неожиданно пришло в голову, что уже очень давно я не курила просто для удовольствия, просто потому что мне хорошо. Я еще опасалась признать, что ко мне вернулся покой, но я была на правильном пути. Мы были на правильном пути.
Я приготовилась к тому, что Ноэ сейчас объявит, что уходит на вечеринку, но, к моему огромному удивлению, он снова сел напротив и очень серьезно посмотрел на меня.
– Мама, есть кое-что важное, о чем я хотел бы поговорить с тобой.
Я испуганно выпрямилась. В ближайшие часы спокойствия мне не видать.
– Слушаю тебя.
Он сделал глубокий вдох, набираясь сил. Интуиция подсказывала мне, что сейчас он наконец-то выложит все, что у него на душе.
– Я ни о чем не жалею. Я не хотел бы другого детства, другой жизни. Не знаю, кем окажется этот человек, который называется моим отцом, но… я был счастлив без него, с тобой. У меня есть семья, я больше ни в ком не нуждался. И у меня есть Поль, Поль, который всегда готов откликнуться, ничего не требуя взамен. Я очень зол на себя за то, что оттолкнул его, наговорил ему гадостей, мама… я собираюсь все это исправить.
Я была потрясена его самообладанием. Взглядом он попросил не перебивать его, потому что должен был еще многое выплеснуть. Впрочем, я была настолько взволнована, что все равно не могла бы выдавить ни слова.
– И вот еще что, мама. В детстве я выдумывал себе разные истории…
Только от него я могла услышать о придуманных историях и не сорваться.
– В них всегда присутствовал некий злой человек, который неожиданно появлялся, чтобы нас разлучить, и это был мой отец.
Он никогда не признавался мне в этом. Как ему удалось вырасти, стать полноценным человеком с таким регулярно повторяющимся кошмаром? Как он пережил страх, терзавший его значительную часть детства, страх, что отец, который его не хотел, явится однажды, предъявит свои права и навеки разлучит нас? Ни один из психотерапевтов, к которым я его таскала, не сумел помочь ему. Вот почему последние два года он отказывался обсуждать эту тему – прятал свой страх в глубинах подсознания.
– Когда ты мне рассказала, все это вернулось ко мне со страшной силой. Я сбежал, потому что был в ярости, как будто меня обманули и предали, как будто я страдал зря. И потом, я хотел узнать, кто он… Но я уехал еще и потому, что не хотел лишиться тебя. То есть поступил-то я по-идиотски, бросил тебя и потерял. Но я вернулся, потому что не хочу остаться без тебя. Сколько же я всего наворотил! Паком подвел меня к мысли, что ты тоже всегда боялась меня потерять, а когда боишься, часто делаешь глупости. Он помог мне понять, что… Николя…
