Вразумив себя, я выпрямилась.
– Тебя что-то беспокоит? Я тебя не узнаю. С какой стати ты на нее набросился?
– Хватит, Рен! Могу извиниться. Неужели у нас теперь запрещено плохое настроение?!
Он начал рыться в бумагах на столе, явно стараясь продемонстрировать, что разговор окончен – если можно считать это разговором.
– Поль, – я сама не узнала свой жалкий голосок, – я сделала что-то не то?
Он вперил в меня жесткий, серьезный, почти враждебный взгляд – взгляд чужого человека. Мне показалось, будто он колеблется, но ощущение было мимолетным.
– Конечно нет.
Я тебе не верю.
– Пообедаем вместе?
– Я буду занят. В другой раз.
– Ладно.
Я не стала настаивать и вышла из кабинета. Мне было грустно, я была растеряна. Мое сердце стучало быстро, очень быстро, слишком быстро.
После этого я стала уделять наблюдению за Полем больше времени, чем работе. Я не могла не смотреть на него, когда он шел через open space, следила за ним, пытаясь угадать, что он от меня скрывает. Наша ассистентка легко простила его. Совсем молоденькая девушка, она тут же растаяла от его виноватых глаз со взглядом побитой собаки, непринужденной улыбки и букета цветов. Я наблюдала за сценой извинений через стеклянную стенку своего кабинета, завороженная его обаянием и харизмой, как в первый раз, когда он предстал передо мной много лет назад. С чего бы ему не пользоваться своей властью над женщинами? Мне так хотелось подколоть его, поиронизировать вместе с ним над его талантами соблазнителя. Мне не хватало Поля, я нуждалась в нем, в его присутствии в моей жизни. Он лишил меня этого присутствия. Что это было? Тоже результат последних тяжелых месяцев? Цена новой жизни, которая выстраивалась у Ноэ, у меня и, следовательно, у него? Не пыталась ли я угадать, насколько все эти перемены повлияют на нашу любовь?
Ноэ наслаждался каникулами все лето и постарался продлить их как можно дольше. Он несколько раз ездил без меня к Николя и его семье. И всегда возвращался сильно взволнованный, но довольный. Я была твердо убеждена в том, что он не заполняет таким образом пустоту, а просто тянется к этим новым для него людям и начинает искренне привязываться к ним. Когда он ненадолго оставался дома, я наблюдала следы Пакомова влияния. Ту самую искру яростного стремления к независимости, побуждавшего его распоряжаться своей жизнью так, как он считает нужным, и как можно больше решений принимать самостоятельно. Я не поддерживала никаких контактов с Николя. Ноэ был достаточно взрослым, чтобы самому строить эти новые отношения. Он не сомневался, что я всегда рядом на случай, если ему захочется со мной поговорить, однако ведь и я понемногу двигалась по новой жизни, которую сама себе придумывала, и потому отказывалась от общения с обитателями Сен-Мало.
В середине августа отец предложил Ноэ до начала университетских занятий поработать в “Четырех сторонах света”. Ноэ растерялся. Он боялся слишком сближаться с Николя и его детьми. И я догадывалась, что его беспокоит моя реакция. Когда Ноэ предстоял важный выбор, ему по-прежнему нужно было посоветоваться со мной и с Полем. Раньше мы бы назвали это “семейным советом”. Но не сегодня. Я, естественно, не говорила сыну, что наши с Полем отношения стали прохладными. Зачем портить ему настроение? И как бы я ему все объяснила?
Он позвал нас обоих на домашний обед, первый раз за все лето. Получается, организацией нашей встречи пришлось заниматься Ноэ. Комизм достиг пика, когда мы порознь ушли из “Ангара” и поехали ко мне. Увидев, что мы явились каждый на своей машине, Ноэ недоуменно вздернул бровь, но я сознательно проигнорировала его немой вопрос.
За обедом мы обменивались банальностями.
Ноэ был в ужасе и в конце концов ляпнул:
– Эй, вы двое, что с вами?
– Ничего, – ответила я жалким голосом.
С другой стороны, а что еще я могла сказать? Я не имела ни малейшего представления о том, что творится в голове у Поля, да и сама все больше запутывалась.
– Какие-то вы странные, – заключил Ноэ.
Не поспоришь…
– Что за чепуху ты городишь, Ноэ, – оборвал его Поль. – Окей, ты хотел услышать наше мнение насчет предложения твоего отца. Такова цель этого маленького совещания…
– Что бы ты сделал на моем месте?
– У тебя есть желание немного поработать там? Вот единственное, о чем тебе следует себя спросить.
Ноэ покраснел. Ответ у него имелся, но он его пугал.
– Да, – признал он, помолчав.
– Почему ты сомневаешься?
– Не хочу быть все время с ним, он говорил, я могу пожить у них, но я не хочу, это было бы слишком.
Полностью согласна. Есть предел тому, что я в состоянии вытерпеть!
Я поймала ироничный взгляд Поля, который прекрасно понял, о чем я подумала. Было так приятно снова быть с ним вместе хоть на мгновение, что я просияла.
– Но ты ведь уже ночевал у него?
Эту первую ночь, проведенную им там, я отлично помнила. Мне тогда так и не удалось уснуть. Я, конечно, как-то выдержала, потому что обстоятельства заставили. Выбора не было.
– Да, но изредка, одну-две ночи, и все… А сейчас речь идет о целом месяце, мама, и получится, будто я вообще живу с ними.
– Если это единственная загвоздка, можно поискать какой-то более удобный вариант, – успокоила я сына. – Ты хоть сказал ему об этом? Признался, что такая перспектива тебя смущает?
– Не решился…
– Послушай, Ноэ, ты же не собираешься лишить себя возможности поработать в “Четырех сторонах света” из-за того, что тебе неловко или ты не можешь найти, где переночевать?!
– Был бы там Паком, я мог бы ночевать у него! – взвился он.
И тут же осекся, опасаясь, что ранил меня.
– Извини, мама, я не хотел.
– Да все в порядке! Ты меня навел на мысль. Я уверена, что если Николя обратится к Пакому с просьбой ненадолго пустить тебя в свою квартиру, тот согласится.
– Правда?
Его золотистые глаза заискрились, о квартире Пакома у него сохранились захватывающие воспоминания. Ему там было хорошо в самый тяжелый период. И я предполагала, что он мучительно скучает по Пакому. Временами я даже задавалась вопросом, не продолжают ли они общаться, и меня бы не удивило, если бы они звонили или писали друг другу. Ноэ никогда мне об этом не говорил, наверняка чтобы уберечь от переживаний. Надо было избавить его от беспокойства.
– Почему не попытаться?!
Он извинился, встал из-за стола, взял телефон и ушел вглубь сада. Я не упускала его из виду, но мыслями улетела далеко, вспоминая Пакома, что теперь мне удавалось довольно легко, без страданий. Я трепетно хранила в памяти все чувства, которые пережила благодаря ему, – по-моему, я никогда не была такой свободной, как рядом с ним. Однако я сумела выполнить то, о чем он просил меня, – освободилась от нашей с ним истории. Он научил меня дышать, и сегодня я дышала без него. Наша с Пакомом история не имела будущего, ее назначением было заставить меня двигаться вперед, заставить нас обоих двигаться вперед. Счастье Пакома было где-то не здесь, и я принимала и уважала его выбор. Я наткнулась на взгляд Поля, который напряженно наблюдал за мной. Сколько времени он так на меня не смотрел? Да и вообще смотрел ли он так на меня когда-нибудь?
