— И в чем он винит себя, позволь поинтересоваться?
— Вас это не касается, — отрезал я.
Качнув своей объемистой головой, шаманка признала:
— Разумеется. Прости мне мое любопытство. На самом деле я пришла справиться о твоем самочувствии. Хотела узнать, как ты себя чувствуешь после всего, что случилось на той станции?
— Той станции, — эхом откликнулся я, тяжело опускаясь в кресло. Вопрос огианки, казалось, был задан исключительно из альтруистичных соображений, но что-то подсказывало мне, что она не из тех, кто будет переживать о ком-то исключительно по доброте душевной. Чего же она хотела? — Той станции… Я стараюсь не вспоминать об этом.
— Могу тебя понять, — откликнулась она, явно неудовлетворенная моим ответом. — И все же, произошедшее нельзя просто выбросить из головы, как обычный дурной сон, иначе велик риск, что он может повториться. Не думай, будто я здесь для того, чтобы облегчить твои страдания, неважно физические или душевные. Сейчас они меня не особенно волнуют. На Оджия-Прайм боль считается неотъемлемой частью процесса перерождения. Все, чего я хочу, это научить тебя с помощью этой боли сделаться выносливее. Стать достаточно сильным, чтобы не позволить Майре пленить тебя во второй раз.
У меня были и другие вопросы, но задать, почему-то, приспичило именно этот:
— Вы по-прежнему верите в то, что она жива?
— Она жива, — с неоспоримой убежденностью заявила шаманка. — Не сомневайся.
— Но… разве это возможно? Я сам видел, как ее буквально стерло взрывом. Ее и сотню синтетов, находившихся поблизости. После такого невозможно выжить. Нечему там было выживать!
— Ты понятия не имеешь, на что способен лейр, полностью раскрывший свою Тень, — спокойно откликнулась шаманка.
Я искоса поглядел на нее, но ничего не сказал. Да и к чему? Говорят, что огианцы невероятно упрямы. Только зря воздух буду сотрясать.
— Ты переменился с тех пор, как вернулся с Тиссана, — вдруг заметила Тассия Руэ, перехватив мой настороженный взгляд.
— Надо полагать, — фыркнул я и крутанулся в кресле.
— Я имею в виду не твою внешность, — качнула головой она. — И не поведение. Я о том, что творится у тебя внутри. В твоей душе. Когда мы только познакомились, ты показался мне очень необычным. Бурные потоки эмоций захлестывали твой разум, сделав из тебя загадку даже для телепата. Но теперь… Я чувствую, что внутри тебя зреет буря, которая вот-вот обрушится на тех, кто не успел укрыться. С этим надо что-то делать.
Остановив кресло, я в искреннем изумлении уставился на огианку, не представляя, что сказать. Верить в то, что ей каким-то образом удалось заглянуть вглубь моих мыслей, не хотелось. Переживания, которыми я не спешил делиться с братом, уж точно не заслуживала знать подвернувшаяся под руку шаманка, пусть все в этой истории вопит, что наша с ней встреча совершенно неслучайна. Невольно сжав кулаки, я проговорил:
— Сомневаюсь, что кому-то нравится, когда без разрешения копаются у него в голове.
— Ты хочешь, чтобы я извинилась? — с натужным смешком осведомилась Тассия Руэ.
Откинувшись на спинку кресла, я посмотрел на нее в упор.
— Я хочу, чтобы вы больше этого не делали.
Огианка своего взгляда не отвела.
— Так тебя пугает, будто я могу случайно подсмотреть то, что для чужих глаз не предназначается? Можешь не переживать. Все, что происходит между нами, не покинет стен этой миленькой маленькой каюты.
В ответ на ее слова, я отрицательно качнул головой.
— Не в этом дело.
— Тогда в чем?
Отведя свой взгляд в сторону, я нервно пожевал губу, не зная, как выразить то, что в последние несколько часов нестерпимо бередило мне душу. Собрав волю в кулак, я решился.
— Там, на станции, перед самым побегом, Метара назвала меня живой Тенью. Я хоть и пытался разобраться, что это значит, но ответа так и не нашел. А вы знаете, Тассия?
Внимательно посмотрев на меня, огианка немного поразмыслила.
— Не то, чем тебе следует забивать свою голову, — довольно сухо ответила она. — Совсем не то. Но если так тебе полегчает, можешь считать это признанием факта, что ты все же сумел перепугать Метару до смерти. Есть чем гордиться, кстати говоря.
Вспомнив сияющий изумрудными искрами взгляд претора куатов, где не было ни малейшего намека на страх, я сказал:
— Вы уже второй, кто говорит мне об этом. Но это не ответ на вопрос.
— Ну, конечно, нет, — хмыкнула Тассия Руэ, вынудив меня снова посмотреть в ее плоское лицо. — И, да — я знаю, о чем она говорила. Даже несмотря на то, что пользы в этом знании не особенно много. Видишь ли, суть дела в том, что живая Тень или Исток, как ее иногда называют куаты, считается чем-то вроде небылицы, мифа, сказки для легковерных дурачков…
— Только вот Метара далеко не дура, — заметил я, угадав, к чему она клонит. В прошлом у лейров была похожая история, и чаще всего ею пользовались в качестве страшилки, дабы держать любопытствующих как можно дальше. К слову, саму эту историю я никогда не слышал, но дело не в этом.
— Это верно, — удивительно быстро согласилась огианка. — Она очень даже умна и расчетлива. Только эти качества еще не являются страховкой от ошибок. Зато коэффициент их опасности прямо пропорционален коэффициенту ума, что уже само по себе представляет серьезную проблему.
— Какого толка?
— Неспособность отличить желаемое от действительного. Я, конечно, понятия не имею, что именно удалось раскопать в тебе ее генетикам, но, зная характер Майры, можно предположить, что доктору Гугсе впервые удалось сотворить нечто любопытное…
— Я смотрю, вы очень хорошо их обоих знали, Тассия.
Однако мой вопрос не вызвал хоть сколько-нибудь интересного отклика. Шаманка даже тона не сменила, сказав:
— Что в том удивительного? Тебе ведь известно о моей давней причастности к куатам.
— Ну да, ну да…
— А это как прикажешь понимать?
— Только так, что во всей этой истории слишком много ловко сочетающихся друг с другом моментов, вроде ваших удивительных появлений в нужный момент и невероятно полезная осведомленность чуть ли не о каждом аспекте этого дела. От фебов до бедняги Сивера, а от него до самих куатов. Не знаю, что и думать.
Если бы взгляд, скрывавшийся за дыхательной маской, мог поджигать предметы, моя бледная кожа давно бы поджарилась до хрустящей корочки.
— Думай об этом, как о тесте на способность к креативному мышлению, — сказала шаманка. — Будь все настолько очевидным, стала бы я отираться поблизости, зная, что меня в любой момент могут разоблачить?
— Вот уж не знаю. Могли бы?
— Если подходить к вопросу гипотетически, да — могла бы. — Я прямо ощутил, как она улыбается под своим непроницаемым забралом. — Хотя, это не то, о чем бы тебе стоило рассуждать в присутствии старшего брата или Дианы Винтерс.
