— Я… должна сказать вам… одну вещь, — едва слышно произнесла она.
Удивленный маркиз послушно вернулся с ней в комнату, из которой они только что вышли.
— Вы не поймете… моей просьбы, но, пожалуйста… дайте мне слово, что… когда вы вернетесь в Англию, то… никому, никому не скажете… что видели меня здесь… в Голландии!
Она говорила так взволнованно, что маркиз изумленно поднял брови и счел необходимым уточнить:
— Я должен понимать, что это тайный визит или что вы скрываетесь?
— Да… я скрываюсь! — кивнула Лила. — И… мне очень важно, чтобы… никто об этом не узнал!
Она снова умоляюще посмотрела на маркиза.
Тот подумал, что никогда еще не заглядывал в такие прекрасные и выразительные глаза.
— Тогда, — улыбнулся он, — я должен снова поступить так, как подобает джентльмену, и сохранить вашу тайну!
— Спасибо вам! Спасибо! — обрадовалась Лила. — С моей стороны было глупо не сказать об этом… с самого начала.
Она вышла в холл, но на этот раз няня уже дожидалась ее у открытой двери.
— Спасибо вам большое, — еще раз промолвила Лила, протянув маркизу руку и одновременно присев в реверансе.
Легко пожимая ее пальчики, маркиз ощутил их дрожь и снова удивился тому, что его гостья так испугана.
Провожая ее взглядом, он восхитился изяществом ее легкой походки. А когда Лила приостановилась в дверях и посмотрела на маркиза через плечо, он решил, что она красивее девушки на портрете Вермера.
После того как карета отъехала от дома и он на секунду увидел точеный профиль Лилы на фоне серебряной воды канала, ему вдруг показалось, что все происшедшее было наваждением. Эта странная встреча ему просто пригрезилась: не было ни удивительной гостьи-англичанки, ни прекрасной картины…
Но когда маркиз вернулся в гостиную, на стуле по-прежнему лежал этюд Вермера. Только глаза, с любопытством смотревшие на него, показались ему не карими, а голубыми, и тонкое личико было окружено ореолом волос цвета солнечных лучей.
Глава 5
К счастью, Лиле не пришлось сознаваться тетушке в том, что она ездила в Амстердам.
Когда она вернулась домой, пытаясь придумать убедительное объяснение своему отсутствию, оказалось, что баронесса крепко спит.
Видимо, страдалица приняла то самое лекарство, которое снимало у нее боли и погружало в сон.
Лила увиделась с тетей Эдит только в самом конце дня. После обеда, заглянув в спальню баронессы, она обнаружила, что больная не спит, но мысли у нее все еще путаются.
— У тебя… все в порядке… милое мое дитя? — слабым голосом спросила она.
— Да, конечно, тетя Эдит. Мне очень жаль, что у вас были сильные боли.
— Они прошли… уже, — сказала баронесса. — А завтра… нам надо… — поговорить… подольше. Я вспомнила… у меня остались… кое-какие вещицы… твоей матери. Я уверена… тебе будет приятно… их увидеть.
— Очень! — с горячностью ответила Лила.
Почувствовав, что тетушке трудно говорить, она нежно поцеловала ее, пожелала доброй ночи и спустилась вниз, поискать какую-нибудь интересную книгу. Их в доме было много, но все они находились в разных комнатах.
Выбрав книгу, она подошла к окну и открыла его, чтобы полюбоваться садом.
Глядя на силуэты деревьев, она думала о том, какой интересной была встреча с маркизом и какой он красивый.
Лила вдруг поняла, что после смерти отца маркиз Кейнстон оказался первым мужчиной, вызвавшим у нее чувство восхищения.
В отличие от низеньких и толстых отцов однокашниц, у которых она гостила, пока училась во Флоренции, ее отец был высок и строен. По сравнению с ним мужчины-итальянцы выглядели невыразительными коротышками.
Когда Лила стала взрослеть, ее осыпали комплиментами, но она списывала их на традиционную цветистость итальянского языка.
Еще меньшее впечатление производили на нее шумные и неотесанные друзья отчима.
Лила считала, что мужчины ее не интересуют.
Но маркиз был совсем другим!
Его низкий красивый голос заставил ее остро ощутить мужественность собеседника. К тому же он оказался очень высоким и значительным — так что гостиная, в которой они разговаривали, была для него тесна.
Жаль, у нее не было возможности поговорить с маркизом о его лошадях и загородном поместье.
Во время своего долгого пребывания во Флоренции она очень скучала по зеленым пейзажам сельской Англии, по старинным усадьбам и дворцам, по людям одной с ней крови…
«Мне бы хотелось лучше его узнать!» — подумала она, удивляясь самой себе. Однако при этом она понимала, что скорее всего больше никогда не встретится с маркизом.
Тем более ей показалось странным, что в эту ночь он пришел и в ее сны… И хотя утром она не смогла припомнить ничего конкретного, она очень живо ощущала, что во сне находилась с ним!
И сейчас у нее было такое чувство, будто он присутствует где-то рядом.
Няня пришла ее будить и с ходу заявила:
— Сегодня день будет очень жаркий, мисс Лила, и я в такую жару в этот ваш музей пешком не пойду!
Девушка хотела было запротестовать, но вовремя вспомнила, что няня уже немолода и ходить ей тяжело.
— Конечно, няня, — поспешила она согласиться, — мы никуда не пойдем, если погода окажется для тебя слишком жаркой! Я пойду в сад и нарисую какие-нибудь цветы.
Уверена, когда тетя Эдит проснется, ей будет приятно увидеть картину с цветами.
— Ну вот и умница! — похвалила ее старушка.
Лила отыскала в мастерской барона небольшой холст и, взяв собственные краски, вышла в сад.
Он встретил ее изобилием роз самых разных цветов и оттенков.
Она подумала, как приятно было бы написать тюльпаны, которыми так славится Голландия, но эта идея вызвала в ней таившуюся подспудно тревогу: где она окажется следую» щей весной, когда здесь расцветут знаменитые тюльпаны?
Няня не ошиблась — было очень жарко.
В конце концов духота загнала Лилу в дом, и она закончила свою работу наверху, в мастерской барона. По дороге туда она заглянула в спальню к тетушке в надежде, что та проснулась, но баронесса все еще спала.
Перед самым ленчем Лила вышла из мастерской, чтобы подарить тетушке готовую картину.
Баронесса полусидела на постели, лицо у нее было очень бледное и изможденное.
Увидев ее, Лила почувствовала боль в сердце при мысли, что если маркиз в ближайшие дни не купит этюд, то будет уже слишком поздно.
Однако у тетушки нашлись силы искренне полюбоваться написанной специально для нее картиной. Разбираясь в живописи, баронесса со знанием дела похвалила стиль племянницы.
