От стен идет собачий холод, да еще и темно, почти как в танке, лишь с небольших окошечек вверху идет тусклый свет.
– Да что такое? Ты где?
– Всё так изменилось, сразу и не расскажешь…
– А ты попробуй.
– Это не так-то просто. – Перешагиваю через мешки, иду в следующий зал. – Лучше при встрече. – Я замираю, услышав какой-то звук. Оборачиваюсь, вглядываюсь в темноту. – Мой муж мне изменяет. – Говорю, понижая голос.
– Да ла-а-адно!
– Совершенно точно.
– Ты уверена?
– У Алекса исчерпывающие доказательства.
– У Алекса?
– Долгая история.
– Нет уж, выкладывай.
– Похоже, что мой муж – бабник. А, может, и сексоголик. В общем, это не важно. – Шепчу я. Теперь мне все отчетливее кажется, что я слышу шаги. – Важно то, что он, возможно, убил свою любовницу… – Я отхожу назад, в тень.
– Убии-и-ил?! Сколько всего я пропустила!
– Да.
– Ты шутишь?!
– Нет. Давай, не сейчас, ладно?
Шаги становятся громче, и я прижимаюсь к стене.
– Ханна, ты сегодня пила? – смеется Майка. – Не молчи! Алло! Алло! Ты серьезно?
– Да, – шепчу я.
– Ты где? Эй! Алло!
Опускаю руку и прячу телефон в карман. Шаги приближаются, и кровь в моих венах стынет.
– Мне не нравится, – раздается голос из темноты, – когда ты лжешь мне, Ханна.
Из темноты выплывает тень, она растет, угрожающе удлиняется, а затем я вижу перед собой своего мужа.
Мне хочется закричать, но с губ срывается лишь сдавленный хрип.
Бежать некуда. Я в западне.
39
– Значит, мусор пошла вынести? – Макс моргает. По его лицу пробегают полоски света. – Ну, и как? Вынесла?
Он останавливается в двух шагах от меня.
Я молчу. Мне кажется, теперь я вижу его истинное лицо – бесстрастное, циничное, резкое. Он никогда прежде не показывал его мне, ведь у него на каждый случай припасены десятки разных масок.
– Странно, что тебе пришлось ехать так далеко, чтобы сделать это. – Добавляет муж.
Я криво улыбаюсь его саркастичной фразе. Макс лишь мрачно кивает.
– Так ты скажешь, что привело тебя сюда, Ханна?
Мне хочется сделать шаг назад, но я и так уже практически вжата в холодную стену. Вокруг тускло и сыро, а еще абсолютно тихо, поэтому глупо надеяться, что получится выйти отсюда живой. Глаза мужа смотрят на меня глазами смерти.
– Я… – Пытаюсь выдавить хоть слово, но в горле пересыхает.
Сердце ухает, точно отбойный молоток.
– Зачем? – Громыхает надо мной голос Макса. – Зачем ты открыла мой портфель, Ханна?
Он будто не сердится, а просто расстроен моим поступком, но меня не обманешь – от него отчетливо веет гробовым холодом.
– Прости. – Шепчу я, наблюдая, как крепко сжимаются в кулаки его пальцы, они почти скрипят от силы нажима.
Макс готов наброситься меня – не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять это. К тому же, за годы совместной жизни я стала чутким барометром его настроения. Это шумное дыхание и прищуренный, колючий взгляд не сулят ничего хорошего: буря в самом разгаре, и от нее уже не укроешься.
– Я должен знать. – Его рука поднимается и касается моего подбородка. – Должен, Ханна. – Теперь он чувствует, как сильно меня трясет от страха, и его пальцы дрожат в такт моему телу. – Зачем ты сюда приехала?
Цепи, тянущие меня к земле, становятся еще тяжелее. Я ощущаю, как вязну в этом взгляде. Самое плохое, что могло случиться со мной в жизни, стоит передо мной.
– Ты за мной следил? – Произношу я в попытке оттянуть время.
– Зачем?! – Орет Макс, наклоняясь к моему лицу.
Я вздрагиваю и зажмуриваюсь. Мой рот искривляется в немой попытке не закричать, глаза щиплет от слез. Этот страх такой привычный и липкий, что мне становится противно от себя самой: как я могла раньше терпеть что-то подобное?
Но всё просто.
Как только ты начинаешь корректировать свое поведение в зависимости от настроения партнера, ты становишься добровольной жертвой абьюза. Попытки угодить мучителю, чтобы он не вышел из себя и не «расстроился» еще сильнее втягивают тебя в безвозвратную пучину, конец которой всегда очевиден – однажды он тебя убьет.
– Где она? – Спрашиваю я, вздергивая подбородок.
Его рука застывает в воздухе.
– Что? – Рот Макса приоткрывается.
Он не спрашивает «кто», потому что понимает – я уже в курсе.
– Где Марисса? – Выкрикиваю я сипло. Мои плечи ходят ходуном от испуга, а дыхание вырывается из груди частыми мелкими толчками. – Где она? Здесь?!
Макс опускает руку. Он настолько оглушен произнесенным именем, что его лицо становится бледно-фиолетовым в тусклых лучах света, падающих откуда-то с потолка.
– Марисса! – Зову я. – Марисса! – Кричу в темноту. Но отвечает мне лишь тишина. Я вижу, как лицо Макса искажается от шока, и тихо спрашиваю: – Ее ведь давно нет в живых, так?
– Ханна… – Хрипло произносит Макс, глядя на меня. Костяшки его пальцев белеют еще сильнее.
– Ее давно нет в живых, – мой голос дрожит. – Это всё ты. Это ты сделал с ней такое…
– Откуда ты… – Муж смотрит на меня так, будто я его только что ударила. – Как ты поняла?
– Ты похоронил ее где-то здесь?! – Кричу я. И, воспользовавшись замешательством, толкаю его в грудь. Бегу в другой конец помещения: – Где?! Здесь? А, может, здесь?! – Размахиваю руками, наклоняюсь, осматриваю коробки из-под строительных материалов. – Где, Макс?! Что ты сделал с бедной девочкой?!
– Ханна, подожди. – Макс смотрит на меня исподлобья, ему будто трудно дышать. Он будто пытается окончательно осознать услышанное.
– Она ведь ждала от тебя ребенка! – Выкрикиваю я. И обхватываю себя руками. – Что же ты наделал? Ты убил сразу двоих!
– Посмотри на меня, – просит муж, подходя ближе. – Всё не так, всё…
Он складывает ладони в замочек, и я вижу новую маску на его лице – Макс реально растерян и перебирает в голове возможные варианты того, откуда я могла обо всем узнать.
– Мне не хочется смотреть на тебя, Макс. – Выдыхаю я, отстраняясь. – Я всё знаю, можешь не выдумывать ничего. Довольно лжи!
– Откуда ты знаешь?
– Это не важно. – На подгибающихся ногах я с трудом удерживаю вертикальное положение. Мой воинственный тон немного сбил мужа с толку, поэтому нужно продолжать тянуть время, держать оборону. Где-то там, на связи, все еще остается Майка. – Не важно, откуда я всё узнала. Важно, что ты ее убил! Ты убил ее, Макс!
