Мы друзья. Мы любим друг друга, уважаем, дорожим нашими отношениями. Для Элли естественно выражать свое расположение к любому из нас подобными дружескими объятиями, и мне не хочется лишать ее этого. Стоит поскорее расставить все по своим местам, чтобы Джимми больше не было неловко. Нужно поговорить с ним.
— Всё? Идём? — Друг сбрасывает ее с себя немного небрежно.
Но тут же помогает подняться на ноги, поддерживая за руку. Мы шлепаем к берегу, и я наблюдаю за Элли.
— Ты куда так резко подорвался? — Спрашивает она.
— Никуда, — грубо отвечает он.
Отпускает ее ладонь и отворачивается.
Элли смотрит на меня недоумевающе.
— Ты что-нибудь понимаешь? — Шепчет. — Какая муха его укусила?
Пожимаю плечами.
— Псих. — Криво улыбается она и берет меня под локоть.
Выходим на берег. Джимми падает на песок и закрывает глаза. Теперь, если даже сильно захочешь, в душу его не заглянешь.
— Опять мама что-то учудила? — Интересуется Элли, садясь рядом с ним.
— Нет. — Бросает коротко.
— Напилась?
Он тяжело вздыхает:
— Нет.
— Привела кого-то? — Она берет в руку немного песка и струйкой ссыпает ему на живот.
Джимми открывает глаза, они налиты злобой:
— Говорю же — нет! Чего пристала? — Резко отталкивает ее руку и отворачивается.
Элли так и остается сидеть, глядя на него с открытым ртом. Ее губы дрожат, взгляд полон непонимания. Кашлянув сдавленно, она отодвигается от него и неуклюже встает — сначала на колени, затем, покачиваясь, на ноги.
— Придурок… — говорит надломлено.
И, пиная песок, бросается прочь.
— Элли! — Оборачиваясь, зовет Джимми.
Ошарашенно смотрит на меня, хватается руками за голову.
— Что-то ты лишканул, — с трудом выдавливаю из себя. Собираю свои вещи, вещи Элли и снова гляжу на друга. — Идешь?
Он молчит. Нервно щелкает костяшками пальцев, кусает губы.
— Жду в машине, — бросаю, не дожидаясь его ответа.
Когда мы все втроем устраиваемся в автомобиле, Элли на удивление не сводит всё к шутке в свойственной ей обычно манере. Она просто молчит. Не выглядит оскорбленной или обиженной, просто отстраненно смотрит в окно. Откинувшись на пассажирском сидении, вытягивает ноги и складывает их на приборную панель. Ее волосы так красиво развеваются на ветру, что у меня перехватывает дух.
— Ты как? — Спрашиваю я у Джимми, который, сцепив руки на груди, сидит на заднем сидении. — Нормально?
Он хмурится.
— Не приставай ты к нему. — Элли достает из бардачка сигарету и прикуривает от увесистой бензиновой зажигалки. — Видишь, парень страдает от недотраха. Может, сперма у него перебродила? С кем не бывает. — Усмехается. — Пошел бы ты выпустил пар, Джимми. Глядишь, успокоился бы.
Я краснею. Он не отвечает на ее язвительные реплики. Отворачивается к окну. Его лицо тонет в клубах серого дыма, которым Элли намеренно заполняет весь салон.
Кашляю. Знаю я это ее настроение. Она не успокоится, пока не доведет его до ручки. Будет бесить, провоцировать, подкалывать, пока парень не сорвется и не наорет на нее. За что непременно получит оплеуху или что похуже.
И Джимми тоже это знает. Поэтому и молчит.
Все меняется, когда мы заваливаемся в магазин, чтобы взять чего-нибудь перекусить. Настроение Элли поднимается, она медленно прогуливается вдоль полок, что-то щебеча и окликая нас с другом по очереди. Ее бедра игриво покачиваются, спутанные после купания волосы пушатся и лезут в лицо. Она откидывает их назад так сексуально, словно знает, что за ней наблюдают сейчас все присутствующие.
— Что тут у нас? — Берет с витрины большой пакет маршмэллоу и оглядывается по сторонам.
Нет, пожалуйста. Только не снова.
— Элли, — вздыхает Джим.
— Не надо… — шепчу я.
Но она уже задирает платье и запихивает пакет под ткань.
— Не нужно, давай просто оплатим. — Просит друг, прекрасно понимая, что убеждать бесполезно: если эта девчонка что-то задумала, непременно осуществит.
Элли подходит к нему ближе. Так близко, что впервые я чувствую что-то такое, что заставляет меня гореть изнутри — черную, жгучую ревность, гадким червем, вползающую в голову и отключающую разум.
Она смотрит ему в глаза, нежно берет за руку и кладет его ладонь на свой живот. Из-под платья раздается хруст пакета с воздушным зефиром, а у меня с треском летят искры из глаз.
— Не бойся, папочка. Погладь. — Говорит Элли, неотрывно глядя ему в глаза. — Наш малыш будет похож на тебя, обещаю.
Я вижу, как Джимми замирает. И понимаю вдруг, как он смотрит на нее, и что значит этот его взгляд. Я слишком давно знаю обоих, чтобы быть уверенным, что не ошибся. И меня накрывает обжигающе ледяной волной паники.
Она смеется, небрежно сбрасывает с себя его руку и идет к кассе, а друг медленно переводит взгляд на меня. В его глазах вина, сожаление и… растерянность.
Я сглатываю. Сжимаю челюсти, разворачиваюсь и почти бегу прочь. Выхожу из магазина, сажусь в машину, хлопаю дверцей.
Через минуту подтягиваются и они. Порознь. Мы катаемся по городу и молчим. Каждый думает о своем. Хотя, на самом деле, очевидно — каждый по-своему думает об одном и том же. Об этой безумной карусели, на которой мы кружимся втроем. Об этих невидимых нитях, что связывают нас все крепче и крепче, так сильно, что буквально пришивают друг к другу.
А потом кто-то предлагает посидеть в баре, и другие двое молча кивают.
Мы заваливаемся к Эдди, когда на улице уже темнеет. В помещении ничуть не светлее: сигаретный дым, громкая музыка, запах пота и дешевых духов. Здесь многое изменилось за четыре года, но только не атмосфера.
— Мэгги! — Элли скользит руками по стойке бара, подзывая дочь владельца.
Той лет восемнадцать, не больше. Она частенько работает здесь, замещая отца. Правда, Эдди не разрешает ей выходить в ночные смены — много пьяных и агрессивных посетителей. А Мэгги хорошенькая, достаточно миловидная. Невысокая шатенка с округлыми формами — таким опасно появляться перед невменяемым и хамоватым местным сбродом. Даже в присутствии отца.
Элли делает заказ, а мы идем к столику. Садимся за крайний, обшарпанный, возле самой стены.
— Майки… — Хрипло говорит Джеймс, заглядывая мне в глаза.
И я знаю, о чем он хочет сказать. И от этого мне тошно.
— Не надо. — Пытаюсь улыбнуться. — Поговорим об этом завтра.
И отвожу взгляд.
— Выпивка сейчас будет, — сообщает Элли, прерывая наше вынужденное молчание. — Смена Мэгги заканчивается, она посидит с нами, не против?
