— И что мы будем делать, когда он придет? — Интересуюсь. — Выловим его возле его собственного дома во дворе? Или ворвемся внутрь, в его спальню? Что ты, вообще, на хрен, собираешься делать с ним?
— Точно не по голове гладить. — Джимми отбрасывает сигарету и закрывает окно. — А ты?
— Что я?
Его взгляд, погруженный во мрак салона, блестит злым огоньком.
— Да, да, ты. Разговоры с ним разговаривать предлагаешь?
Замолкаю. Пытаюсь прислушаться к своей душе. В ней лишь отголоски горечи, а вот разум заволокло неистовой яростью, от которой становится страшно — если такую выпустить на волю, может случиться непоправимое.
— Не знаю. — Признаюсь. — Боюсь даже думать об этом. — Вздыхаю и с трудом подбираю нужные слова. — Я думаю, что нам нужно найти его и вывезти на какой-нибудь пустырь… туда, где мы могли бы… поговорить спокойно, без посторонних.
Джимми кивает. Его голос в ночной тишине скрипит:
— Он уничтожил ее, Майки. Понимаешь? — На его лбу множатся складки, а взгляд выглядит поистине безумно. — Наш ответ должен быть соразмерным. Если бы я был уверен, что в тюряге его каждый день будут дрючить по кругу крепкие «сестренки», то я бы собрал денег и вручил их самому лучшему адвокату штата, чтобы тот засадил ублюдка. Но суда не будет, можешь мне поверить. Или будет что-то похожее на суд, но с заранее прописанным сценарием. Поэтому мы должны сделать с ним то же самое, что он сделал с нашей девочкой.
— Да. — Выдыхаю я.
— Я пойму, если ты не захочешь. — Джимми кладет руку на мое плечо. — Знаю, что ты не из трусливых, но, если мы идем на это, то должны понимать, что нам, возможно, придется ответить потом за содеянное.
«Прощай, колледж и надежды на будущее».
— Нет, я хочу этого. — Говорю решительно и завожу двигатель.
Мой взгляд падает на лежащие между сидений ржавые ножницы, и сердце снова заходится в бешеном ритме.
— Значит, решено. Поищем его в тех местах, где он обычно бывает. — Мучительно растираю виски пальцами и сдавленно, едва слышно матерюсь.
— Спасибо, что ты со мной, брат… — Тихо добавляет Джимми.
— Угу.
Только он знает, как мне сейчас трудно. Только он знает, что я никогда бы его не бросил. Порвал бы любого за него и за нашу Элли.
Касаюсь руля, врубаю передачу, и автомобиль, как огромный аллигатор, начинает тихо красться задним ходом, отъезжая из зарослей за домом Андерсонов. Еще пару часов мы колесим по городу, проверяя все злачные места, парковки, кинотеатр и клубы, где мог бы зависать Бобби. И, конечно, находим его там, где все началось пару дней назад — в баре у Эдди.
Нам даже не приходится входить внутрь, чтобы убедиться в этом. Как раз, когда я паркуюсь под деревом недалеко от бара, он вываливает свою тушу на улицу, чтобы покурить. Выходит, шатаясь, из-под козырька в пятно света, и громко матерится — с неба уже накрапывает дождь. Проклиная погоду, Бобби отступает обратно и пытается прикурить намокшую сигарету. Удается не сразу, и это заставляет пьяного отморозка занервничать.
— Эй, ты, шлюшка! — Окликает он вдруг кого-то, неровно переступая с ноги на ногу.
Мы с Джимми открываем окна, прислушиваясь. Компания разношерстных проституток стоит поодаль, но его интересует кто-то совсем другой, находящийся в противоположной от них стороне.
— Это ты мне? — Слышится звонкий голосок.
Он кажется мне очень знакомым. И не зря. Через пару секунд от стены отделяется тень — это Мэгги. Она как раз закончила смену и вышла, чтобы направиться к своему старенькому Шевроле, когда Бобби перегородил ей дорогу.
— Тебе, фигуристая! — Он подходит ближе и присвистывает. — Малышка, когда же ты успела так похорошеть?
— Слышала у тебя проблемы, Бобби? — Ее голос звучит решительно и с насмешкой.
У меня перехватывает дыхание.
— Это ты о чем, цыпа? — Бормочет он, затягиваясь сигаретой.
Выдыхает на нее облако серого дыма.
— Говорят, что ты вонючий насильник, это так?
Слышу, как Джимми напряженно сжимает кулаки. Так сильно, что хрустят костяшки его пальцев.
— Разве? — Довольно прихрюкивает Бобби. — Ты что-то перепутала, цыпа. Всё по взаимному согласию. И той суке было так хорошо, что она орала подо мной, как кошка!
— Ты бы не бахвалился так, Андерсон. — Мэгги косится на дверь, из которой к ее облегчению выходит двое парней крепкого вида. — Удивляюсь, что ты еще на свободе.
Бобби дожидается, когда незнакомцы отойдут в сторону, и делает шаг вперед:
— С тобой я буду нежнее, обещаю. — Смеется он. — Так как насчет трахнуться по-быстрому? Поедешь со мной?
Видно, как Мэгги вздрагивает, но назад не отходит.
— Только посмей тронуть меня своей грязной лапой, — громко говорит девушка.
Джимми весь подбирается, готовый выскочить из машины, но, похоже, трюк срабатывает — заметив интерес двух незнакомцев, Бобби останавливается.
— Не забывай, на чьей ты территории, Андерсон. — Предупреждает его Мэгги. — Распустишь руки, и мой отец с тебя шкуру сдерет.
Эти слова заставляют Бобби закашляться от смеха. Он делает глубокую затяжку и выдыхает дым ей в лицо:
— Тупая ты сука… Весь этот жалкий город — моя территория! Я могу делать, что захочу. С тобой или любой другой шлюхой в округе! — Проводит ей пальцами по лицу. — Лучше бы тебе быть посговорчивее…
Джимми распахивает дверцу, и я в последний момент успеваю удержать его:
— Стой. — Хватаю за локоть и втягиваю обратно в машину. — Успокойся. Смотри.
И друг, тяжело дыша, наблюдает вместе со мной через лобовое стекло, как Мэгги, сбежав по деревянным ступеням, направляется к своей машине, припаркованной через дорогу у мусорных баков, а Бобби, толкаясь с одним из крепких незнакомцев, орет ей вслед:
— Все вы одинаковые! Суки! Только цену себе набиваете! — Сбрасывает с себя чужие руки. — Отвали, чувак, ты вообще знаешь, кто я? Нет?! — Разворачивается, чтобы отойти, избежав стычки. Отряхивает свою куртку от чужих прикосновений, как от грязи, и, доставая новую сигарету, добавляет: — Я тебя запомнил, маленькая жопастая сучка! Теперь ходи и оглядывайся, все равно я до тебя доберусь!
Машина Мэгги срывается с места, плюясь песком и гравием из-под колес и оставляя после себя клубы темной пыли в свете фонарей.
— И тебя я тоже запомнил, ты, хрен! — Затягиваясь, бросает он в сторону мужчин, которые уже теряют к нему интерес и скрываются за дверью бара. — Педики! — Громко добавляет он, убедившись, что они уже не услышат.
И облокачивается на деревянные перила. Дымит, продолжая что-то бухтеть себе под нос. Его голова покачивается из стороны в сторону и кажется чересчур тяжелой — видимо, жирдяй хорошенько перебрал, празднуя свой побег от ответственности перед законом, который ему обеспечил заботливый папочка.
