Джимми тоже закуривает и выпускает дым через ноздри. Его трясет от злобы и ненависти, а внутри меня опять все замерло. Кровь превратилась в текущий по венам ледяной сироп, шестеренки в мозгу крутятся так быстро, что из ушей, кажется, вот-вот повалит сизый пар.
— Я пошел. — Цедит сквозь зубы друг.
— Нет. — Качаю головой. — Еще не время. Да и здесь полно народа.
Джимми взрывается:
— Да мне плевать, понимаешь?! Пусть все видят нас, но этот ублюдок ответит за то, что сделал с Элли. Ты слышал, как он с ней сейчас разговаривал? С Мэг. Видел, что он хотел с ней сделать?! — Его лицо искажается гримасой гнева. — Кто-то должен его остановить. Мне насрать, пусть я сяду за то, что сделаю, но я это сделаю!
— И что ты сделаешь?! — Повышаю на него голос, заставляя осесть. — Отчекрыжишь ему хер по самые яйца? А дальше? Будешь гнить за это в тюрьме? За то, что поступил по справедливости? Что тогда будет с Элли? С твоей мамой? Со мной? — Завожу мотор, видя, что Бобби нетвердой походкой направляется к стоянке. — Мы сделаем это так, что он не увидит наших лиц. Будет знать, кто это сотворил, но ничего не сможет доказать.
— Что предлагаешь? Опять следить за ним? — Джимми бесится с моего, кажущегося таким возмутительным, спокойствия.
— Помолчи пока, я думаю.
— Ну, уж нет.
— Помолчи! — Прошу тоном, не терпящим возражений.
Он ударяет ладонью по приборной панели и откидывается на сидении. А я дожидаюсь, когда Бобби сядет в свой джип, и медленно направляюсь за ним. Его машина виляет, и, набирая приличную скорость, выезжает на шоссе. Стараюсь не отставать. Продумываю, как бы его обогнать и подрезать, когда джип вдруг притормаживает и останавливается на обочине.
Неужели, заметил слежку?
Но Бобби покидает автомобиль, даже не заглушив двигатель. Зажав в зубах сигарету, спрыгивает на асфальт и направляется к кустам. Музыка, доносящаяся из его машины, разрывает ночную тишину этих мест. Я вырубаю свет и останавливаю свой автомобиль на некотором расстоянии позади.
— Вот теперь пора, — произношу тихо, когда в темноте замечаю копошение.
Андерсон остановился, чтобы отлить. Он накидывает капюшон, расстегивает ширинку и покачивается в такт ревущей из салона джипа музыке.
Джимми выскакивает из машины, идет к багажнику и берет биту. Я тоже выхожу и медленно направляюсь к автомобилю подонка. Дождь усиливается, над головой гремит. Силуэт друга маячит в темноте серым пятном, и в мое сознание прокрадывается мысль об ужасе происходящего. В воздухе пахнет сыростью, болотом и смертью. Мы идем вершить «правосудие», и я стараюсь протолкнуть в пересохшее горло слюну, запечатлевая в памяти этот миг навсегда.
Три, два, один — считаю про себя, когда Джимми подкрадывается к ничего не подозревающему Бобби сзади. Натягиваю рукав на руку, чтобы не оставлять отпечатков, и вырубаю музыку в джипе. Затем глушу мотор. Мне хватает пары секунд, чтобы отойти от автомобиля и увидеть, как Андерсон оборачивается в темноте:
— Какого хрена?
И с этими словами получает пинок в грудь и улетает в небольшой овраг, проваливаясь в темноту.
Мои ноги разъезжаются по хлюпающей на обочине грязи, но я спешу в темноту, туда, где скрылся Бобби, а за ним и мой друг. Глина жадно цепляется за рубчатую подошву ботинок, дождь бьет наотмашь прямо по щекам и глазам. Чавкающая жижа беспощадно разит гнилью и смрадом, трава скользит, и я падаю, перемазываясь грязью. Встаю и иду дальше — на звуки шагов и ругательств.
Смотрю не перед собой, а на небо, искромсанное тучами. Оно затянуто серостью и чернотой, точно плесенью. Небо… В шуме дождя оно все равно кажется тихим и мертвым. Смотрит на меня выжженным глазом одинокой луны, проглядывающей из-за дымных грозовых сгустков, и пронзает насквозь молчаливым холодом.
Я чувствую, как внутри все переворачивается. Как внутри меня рождается зверь, требующий мести. И ленивые капли, стекающие по моему лицу, видятся мне не водой, а густой горячей кровью врага. Я приближаюсь к тому месту, где Бобби стоит на четвереньках, с перекошенным от злости лицом и руками, почерневшими от грязи, и пытается подняться. И вижу, как смеются в лунных отблесках его глаза.
Джимми застывает, не в силах ударить того, кто не держится перед ним на ногах. Мои пальцы проникают в толстые металлические кольца кастета и напрягаются в нерешительности. Мы стоим, придумывая слова, которые в этой ситуации по большому счету и не нужны, но не можем сдвинуться с места. А Бобби матерится. Сплевывает сигарету в грязь и выпрямляется.
В эту секунду небо разрезает напополам яркая молния, и нас оглушает раскатом грома. Мы замираем, видя лица друг друга в этом коротком огненном всполохе. В наших взглядах всё, кроме страха — ярость, боль, решимость идти до конца. И на мгновение наш враг пошатывается, едва не валясь с ног обратно в склизкую жижу. А потом начинает ржать.
— Надо было сразу догадаться. — Оскаливается Бобби, опасно щуря глаза. — От тебя же воняет помойкой за милю, ты, нищее дерьмо! — Бросает он в сторону Джимми и переводит взгляд на меня. — И твоя рыжая подружка здесь? Думаешь, что возмужал? Да ни хрена подобного!
— Можешь шутить сколько угодно, — холодно отвечает мой друг, крепче сжимая в руках биту, — но тебе придется ответить за то, что ты сделал.
— О чем это ты, милашка? — Слышится голос Андерсона.
Овраг снова погружается в непроглядную тьму, и от этого наша задача становится только сложнее и опаснее. Никто не знает, вдруг у Бобби есть нож за пазухой или даже ствол.
— Ты изнасиловал Элли. — Силуэт Джимми наклоняется вперед.
— Кого? — Еще одна усмешка и хлюпающий звук. Андерсон переступает с ноги на ногу, готовясь отразить атаку. — Ту тощую суку? Попробуй, докажи.
— Ты это сделал. — Говорит друг, делая к нему шаг. — И поплатишься.
— Не смеши!
Еще шаг. Снова молния, и я вижу, как Джимми падает, поскальзываясь. Андерсон, утирая локтем лицо, довольно переводит взгляд на меня. Шмыгает носом и угрожающе дергается вперед, чтобы проверить, не испугаюсь ли вступить с ним в схватку. И я стойко выдерживаю и его взгляд, и усмешки.
— О, я знатно отодрал вашу деваху. — Новая вспышка обнажает поблескивание его хитрых глаз, выставляет напоказ бойцовскую позу и сжатые кулаки. Бобби не обращает внимания на барахтающегося в грязи Джимми, он готовится ударить меня. — Она стонала подо мной и просила: «Еще, Бобби, да, да, еще, мне так хорошо!». Жаль, нас быстро прервали, не успел ее удавить.
И я ударяю первым. Врезаюсь в него, как в скалу, понимая, что наши силы заведомо не равны, и бью, вкладывая в удар все свои боль, страх и ненависть. Сбиваю его с ног, и мы падаем оба. Получаю ответный удар в голову, но, сжав челюсти, бью его снова. Кастет рассекает воздух со свистом и обрушивается прямо на его нос. Слышен хруст, меня забрызгивает вязкой кровью.
