Но Бобби не сдается, оглушенный ударом, он мотает головой. Пытается сбросить меня с себя, молотит руками, заставляя уворачиваться. Мое левое ухо пылает, из глаз текут слезы, но страх, который еще пару секунд назад отдавался дрожью в коленках, уходит далеко на задний план, уступая место неистовой ярости. Я бью снова и снова: в разбитые в кашу губы Бобби, в осколки его зубов, в рассеченную бровь и в разодранные ткани его мерзкого лица.
Сквозь пелену гнева, находящего выход в жестоких ударах кулаков, чувствую слабеющие попытки ответить: он пинает мне в живот, и под моими ребрами жжет, как от выстрела. Но я уже ничего не чувствую — бросаюсь, чтобы стереть с его морды эту поганую улыбку, чтобы заткнуть гнилой рот. Стискиваю зубы и молочу руками уже без разбора.
Бью даже тогда, когда Андерсон перестает отвечать и безвольно обмякает. Даже тогда, когда перестаю узнавать в кровавом месиве его гадкую харю. Бью, бью, бью, слыша только собственное дыхание и рваные всхлипы. Слыша только удары своего сердца, гулко колотящиеся в висках. Впечатываю в него жесткие грани металла даже через белые, полыхнувшие перед глазами, вспышки боли и полное бессилие.
Даже тогда, когда Джимми буквально сдирает меня с его бездыханного тела, распластанного в неглубокой луже на дне оврага. И только тогда разом становится горячо, потому что по коже, перемешиваясь с холодным дождем, стекает чужая, густая и теплая кровь. С новой вспышкой молнии ледяную морось и темноту сменяет яркий свет, под которым ко мне внезапно приходят осознание и нервная дрожь.
Рука, все еще сжимающая кастет, взрывается фейерверком боли всех оттенков. Стискивая зубы, падаю на колени и всматриваюсь в сереющую черноту. Вижу, как Джимми подходит к Бобби, опускается на корточки, наклоняется и долго, внимательно смотрит. Вижу, как он толкает его рукой, пытается поднять голову, но та безвольно падает обратно.
И оседаю в грязь от понимания произошедшего. Изо рта с шумом вырывается пар. Сердце в груди испуганно толкает ребра. Сплевываю на землю и хочу отвернуться, но ничего не выходит, ведь Бобби уже не двигается. Не двигается…
На меня накатывает странное оцепенение, липкий и холодный страх вертится волчком внизу живота и стягивается в тугой, крепкий узел.
Шумно дышу, когда Джимми медленно оборачивается ко мне. Не знаю, что он скажет, и станет ли мне от этого легче или страшнее. Но друг молчит, и от этого мне холодит кожу только сильнее.
— Что с ним? — Выдавливаю, переводя взгляд на перемазанные кровью и грязью руки.
Джимми встает, переступает через валяющуюся в луже, так и не пригодившуюся, биту и обхватывает ладонями свою голову:
— Кажется, всё…
Джеймс
Мой пульс грохочет в ушах, сердце бьется так часто, что кровь в жилах буквально закипает. Меня штормит, и ослабевшие ноги с трудом удерживают в вертикальном состоянии тяжелое тело.
«Он мертв. Майки убил его»
Не понимаю, что чувствую. Страх затмевает все остальные ощущения.
— То есть… то есть… — бормочет рыжий, сидя в холодной грязи, — он, что, того?
Его руки дрожат, по ним стекают ледяные капли дождя, порозовевшие от крови.
— Спокойно. — Призываю я, вытягивая перед собой руки и боясь его коснуться.
Кажется, Майкл сейчас взорвется. И это несмотря на то, сколько эмоций и сил он только что выпустил, выбивая дух из этого мешка с говном.
— Ты сделал все правильно, Майк. — Приседаю, кладу перемазанные глиной ладони на его щеки, похлопываю. — Слышишь? Все правильно, друг. Я упал, и если бы ты не одолел его, меня, возможно, уже не было бы в живых. Эй… — Его глаза тонут в панике, поэтому я притягиваю его к себе и крепко обнимаю. — Успокойся, дружище. Я здесь, я с тобой. Все хорошо. Ты помнишь, что он сделал с Элли? Помнишь? Пострадала еще бы не одна девушка, так что все не зря.
— Да. — Выдыхает.
Его плечи дрожат.
— Он получил по заслугам, слышишь?
— Да.
— Это ведь то, что мы и собирались с ним сделать, правда?
— Да… — Хватает ртом воздух.
Хлопаю ему по спине.
— Вот и правильно.
— Но как теперь… — Его голос срывается.
— Все нормально, мужик. — Помогаю ему подняться. — Сейчас мы придумаем, как лучше сделать. Самое главное, что Элли отмщена. Кто, если не мы, да? Ты все сделал правильно, Майк.
— Что теперь будет? — Покачивается он.
Его грудь высоко вздымается на каждом вдохе.
— Ничего. — Поднимаю биту и смахиваю с нее влажные комья грязи. — Никто ничего не узнает. — Подхожу еще раз к телу и пинаю ногой, чтобы удостовериться, что Бобби больше не поднимется. Туша с отбивной вместо лица на толчок никак не реагирует. — Дождь нам на руку, он смоет следы, но нужно срочно валить отсюда, пока никто не увидел нас или нашу машину.
Жадно втягиваю в себя ночной воздух, пропитанный сыростью и землей. С неба еще летит мелкая морось, и я с радостью подставляю ей лицо.
— Но как мне сесть в тачку? — Майкл оглядывает себя. — Я ж по уши в дерьме, весь в кровище, а она не отстирается…
— Снимай. — Твердо говорю я. — Футболку, джинсы, всё снимай.
Он раздевается, беру его одежду в охапку, и мы идем вверх, к дороге. Оказавшись на шоссе, я подхожу к машине Майки, достаю из багажника пакет, складываю туда биту и его шмотки.
— Кастет. — Протягиваю открытый пакет.
Друг долго смотрит на железный обруч на своей руке, затем стаскивает и с отвращением бросает внутрь.
— Отлично. — Завязываю пакет, стараясь игнорировать тот факт, что меня трясет от страха и ужаса, как наркомана под ломкой. Протягиваю Майклу плед, найденный в багажнике. — Накрывайся и падай на заднее.
Майки послушно садится на сидение и подгибает голые ноги. Я устраиваюсь на водительском, завожу мотор и в последний раз всё обдумываю. «Главное, ничего не забыть». Пытаюсь прокрутить в памяти обрывки произошедшего, но мозг отчаянно отказывается работать. Кажется, мы не оставили никаких следов.
Автомобиль трогает с места, и мы провожаем взглядами одиноко стоящий на обочине джип Бобби. Его хозяина больше нет. Его никто больше не увидит. Мы сделали то, что должны были. Приняли единственно верное решение. Да, именно так. И нельзя было поступить по-другому.
Я веду автомобиль, но не вижу, куда еду. Дорога вьется серой лентой, теряясь на размытом дождем горизонте, и ей нет ни конца, ни края. Дворники громко скребут по лобовому стеклу, гипнотизируя сознание и путая мысли. У меня рябит в глазах, ноги затекают, и только сердце продолжает работать в прежнем, адски бешеном ритме.
Приходиться опомниться, только когда срабатывает сигнал — тонкий писк датчика оповещает о том, что горючее почти на нуле. Оглядываюсь и вижу здоровенный биллборд, обозначающий границу штата. «Ничего себе, куда нас занесло». Сворачиваю к какой-то древней заправке и останавливаю тачку возле колонки. Оборачиваюсь. Майки не спит — сидит, обхватив колени руками, и будто не дышит.
