Иду. Быстро стряхиваю слезу и отгоняю воспоминание, которое преследует меня последние восемь лет.
Мы в суде. Родители разводятся. Удар молотка, и меня начинают оттягивать назад, отнимают от мамы. Я тяну и тяну к ней свои тощие ручки, плачу, не понимаю, как такое может быть. Почему нас разлучают? А она виновато закусывает губу и прижимает ладони к своей груди. Словно ей сердце вырезали.
Мы смотрим друг на друга очень долго, наши взгляды не разорвать, как и нашу связь. Мы едины. Но ровно до того момента, пока отец не выносит меня из зала на своих руках.
Я останавливаюсь, выдыхаю и решительно стучу в дверь напротив, умоляя, чтобы внутри никого не оказалось. Незаметно смахиваю еще одну подступившую слезинку. Робко оборачиваюсь и вижу папочку, застывшего у окна.
«Пусть никого не будет дома. Пусть не будет».
Но из-за двери доносятся неторопливые шаги. Три, два, один. Сердце замирает.
— Привет, — хмыкаю я, когда передо мной предстает мальчишка.
Выше меня на полголовы. Медно-рыжая копна волнистых волос, тонкий, прямой нос, сжатые в линию искусанные губы и пронзительные зеленые глаза.
Сначала он бледнеет, словно привидение увидал, а затем начинает медленно покрываться краской. Сперва краснеет его шея, затем подбородок, щеки, лоб. Совершенно белая кожа вмиг становится пунцовой, и выглядит это так, будто он сейчас закипит, как чайник. Вот-вот пар из ушей повалит.
— А…Э… — мычит он, выпучив глаза.
Приступ у него, что ли, какой? Начинаю переживать за парня.
— Слушай, — говорю, оглядываясь назад, — ты бы хоть улыбнулся, а?
— Э… — Точно немой, блеет он.
Сглатывает неприлично громко и широко распахивает свои глазищи.
— Понятно. — Нервно почесываю свой лоб, а затем пристально смотрю в его лицо. — Ты Майкл, да?
— А…да…
— Значит, так, Майкл. Ты сейчас улыбаешься, делаешь вид, что рад меня видеть. Я улыбаюсь тебе в ответ и вхожу, потому что моему папочке позарез нужно, чтобы я подружилась с кем-то из местных. Лады?
— Ы… — коротко кивает парень, делая неуверенный шаг назад.
Наверное, это означает «лады».
Поэтому я с облегчением шагаю внутрь. Уши рыжего к этому времени делаются уже адски пунцовыми. Боюсь, если прикоснуться к ним, можно знатно обжечься.
— Ну, привет, сосед. — Оглядываюсь по сторонам. — Рассказывай, как жизня?
Майкл
Она проходит в гостиную, а я наваливаюсь на дверь, чтобы не потерять сознание. Пользуюсь тем, что можно отвернуться и отдышаться. А еще несколько раз проорать про себя: «Господи, это что, все реально?!»
Медленно тяну носом воздух, выдыхаю, оборачиваюсь и… застываю. Элис стоит, сложив руки на груди в замок, и пристально смотрит на меня. У меня в горле моментально пересыхает, ноги делаются ватными, а мозги, которые способны в уме складывать шестизначные числа, напрочь отказываются подчиняться.
— Стесняюсь спросить, — вздыхает она, продолжая гипнотизировать взглядом, — как ты живешь в этом музее? У моего отца в операционной не так чисто, как у вас.
— Хм. — Мысленно умоляю дар речи вернуться ко мне. И желательно побыстрее. — На самом деле, в операционной гораздо чище, потому что стерильность там обеспечивается за счет предупреждения занесения микроорганизмов из других помещения и распространения их по операционной. — Выпалив это, я поправляю новенькие очки и продолжаю: — Важную роль также играет вентиляция…
— Стоп. — Девчонка таращится на меня во все глаза. А они у нее, надо признать, просто магические. Черные, большие, с длинными пушистыми ресницами.— Стоп, стоп! — Она вскидывает руки. — Вот этого всего не надо, ладно? Давай договоримся сразу: или ты разговариваешь со мной как нормальный чувак или я, на хрен, ничего не пойму из твоей речи.
А ей идет без косметики. Не понимаю, зачем она так густо мазала губы и брови черным. Теперь, в простых синих джинсах, широкой серой футболке, с распущенными волосами и чистым лицом она кажется мне настоящим ангелом. Не важно, что за словечки слетают с ее красивых пухлых губ, я-то вижу — глаза у нее добрые. А от улыбки в помещении становится светлее и теплее.
— Я просто хотел сказать, что в операционной точно чище.
— Ага. — Она морщится, словно ожидая от меня еще каких-то непонятных для нее фраз.
— Чистота для мамы очень важна. — Продолжаю молотить языком, точно в бреду. — Она строго следит, чтобы приходящая прислуга до блеска полировала полы, и заставляет их использовать для этого специальное средство, которое заказывает из Германии. — Часто-часто моргаю, не в силах успокоиться. Прячу руки в карманы брюк. — Поэтому у каждого из нас есть пара домашней обуви.
— Чувак… — Она прикусывает губу. — Несладко тебе живется. М-да…
А я считаю складочки на ее лбу, пока они окончательно не расправляются и не исчезают.
— Так… — Делаю вдох, но в легкие врывается слишком много воздуха, и мне приходится кашлянуть. — Так ты… Элис, да?
Качает головой:
— Меня зовут Эй Джей.
Разворачивается и идет в гостиную, по пути оглядывая обстановку.
— Присаживайся, — говорю я, вспомнив, что нужно быть гостеприимным хозяином.
— Не-а. — Помедлив, говорит девчонка. — Не буду пачкать ваш белоснежный диван. Есть в этом доме другое место, куда можно кинуть жопу, не боясь что-нибудь испачкать?
Ругательство вылетает из ее рта, а щеки жжет у меня. Это так ужасно… волнительно и… захватывающе. То, как она ругается, и насколько гармонично при этом смотрится. Сквернословие в нашем доме всегда было под запретом, но у меня мурашки бегут по коже, потому что я вдруг осознаю, что хочу слышать эту гадость из ее уст снова и снова. И сам хочу быть таким же гадко крутым.
— А… — Веду взглядом по гостиной, в панике отыскивая такое место.
— Идем на кухню. — Предлагает Эй Джей по-хозяйски. — Кстати, где она у тебя?
Указываю жестом, и мы идем туда.
— Так. О, неплохо. — Радуется она, распахивая холодильник. — Ты уже завтракал, Майкл?
— А… я? Э… нет.
— Тогда садись, я накрою на стол.
Топчусь на месте, пока гостья достает продукты с разных полок. Жду уточнения — в столовую мне пройти или остаться здесь, чтобы помочь донести тарелки.
— Э-э, ты куда? — Окликает она меня, когда делаю шаг в сторону. — Сюда падай, Майки. Мы просто пожрем, о’кей? Не нужно для меня накрывать в этом траурном зале и тащить на стол лучший мамочкин сервиз, ладно? Просто расслабься.
— Х-хорошо. — Киваю я.
Тяну за спинку стула, и тот громко скрипит по полированной поверхности пола.
— Уоу… — Морщится девчонка, прижимая ухо к плечу, потому что руки ее заняты тарелками.
