- Что понимать? – Тихо спросила я.
- Понимать, как сильно я должен его ненавидеть. Что он говорил? Что делал с тобой?
Я кивнула и зажмурилась.
- Он… в общем, он считает меня шлюхой, которая с тобой из-за денег. – Открыла веки и посмотрела на него. - И предлагал мне заплатить, чтобы я с ним тоже…
Вик болезненно кивнул и крепче сжал мои ладони.
- Он прикасался к тебе?
- Он… - В голове пронеслись картинки. Грубые прикосновения, треск ткани, давление его тела, его горячее дыхание в шею. Я вспомнила, что он готов был сделать, ощутила твёрдость, готовую ворваться в меня, и сглотнула. – Трогал меня. И я очень сильно испугалась.
Надвигающаяся на меня истерика была ничем по сравнению с бессильным ужасом и яростью, написанными на лице Вика. Ему стало тошно. Разум отказывался верить в то, что его друг мог сотворить такое.
- Виктор Андреевич! – Окликнул его охранник.
Воскресенский вскочил на ноги.
- Я же сказал, чтобы вы… - И осёкся на полуслове.
В дверях за спинами охранников стоял Загорский.
На его левой щеке, прямо над ровным краем ухоженной щетины, багровели глубокие борозды свежих царапин.
15
Я не понимал, что со мной происходит. Но это уже происходило, и оно влияло на всё вокруг. На меня, на него, на неё саму. Эта девчонка меняла нас всех, наше отношение к жизни и друг к другу. Она посмела встать между нами, она засела ржавой занозой в моей груди, и я готов был на всё, чтобы вырвать её оттуда.
- Я же сказал, чтобы вы… - Воскресенский замер, увидев меня в дверях.
А я смотрел мимо него.
Видел лишь её – сидящую перед ним на краешке кресла, взъерошенную, перепуганную, растрёпанную. И опять эта её нарочитая чистота и невинность лезли наружу: большие желтовато-ореховые глаза светились наивно, точно у ребёнка, длинные ресницы трепетали на каждом взмахе, а тонкие пальчики нервно перебирали подол мятого платья. Она как нарочно опять выставляла напоказ всю эту свою непорочность, чтобы ещё раз меня уязвить и пристыдить.
- Выйти всем! – Прохрипел Воскресенский.
Девчонка дёрнулась и сдавленно охнула, завидев меня. Её зрачки расширились, а меня пронзило одной-единственной мыслью: «Как эти глаза поведут себя, когда она будет стонать подо мной? Их заволочёт туманным маревом страсти, или они восторженно распахнутся, когда она будет кончать?»
Охранники засуетились, пропуская меня вперёд. Я сделал шаг и тяжело выдохнул.
- Виктор Андреевич, - пробубнил Артём, - может, не надо?
- Пошли все вон! – Покраснел от ярости Вик, ударив ладонью по столу.
Таким я его ещё не видел.
- Пойдём отсюда, - процедил охранник, обращаясь к своему товарищу.
Все трое посторонних поспешили покинуть помещение.
Воскресенский повернулся к Полине.
- Подожди меня в приёмной, хорошо? – Сказал он выдержанно и почти спокойно.
- Вик, пожалуйста… - Её тонкая ручка обхватила его запястье.
- Всё будет хорошо, мы просто поговорим. – Пообещал он.
- Хорошо. – Согласилась она.
Встала, осторожно обогнула меня по дуге и юркнула в дверь за моей спиной. Я успел лишь заметить, как её голые пяточки промелькнули справа.
- Ничего не хочешь мне сказать? – Холод, с которым были сказаны эти слова, заставил меня содрогнуться.
Мне ужасно хотелось прикоснуться сейчас к своей щеке. Интересно, как глубоко взрезали мою кожу её острые ноготки? Останется ли там шрам, который будет напоминать мне об этой гадине? Или всё, что останется мне это воспоминание о её сладком запахе и мягких губах – первых, которые я по-настоящему целовал в своей жизни?
- Судя по твоему лицу, - усмехнулся я, - всё, что было нужно, тебе уже сказали.
Мой мозг был словно парализован, ладони покрылись ледяной влагой. Меня разъедало похотью, мне срочно нужна была боль, которая принесла бы хоть какое-то облегчение. И нужна была срочно.
- Может, есть что добавить? – Порывисто вздохнул Воскресенский.
Я старался сохранять спокойствие, но от мысли, что ничто уже не будет, как раньше, меня выворачивало наизнанку.
А еще больше меня бесил тот факт, что этот тюфяк станет первым у той, которую мне почему-то не хотелось отпускать. У той, которая была кипящим адским котлом, в который мне не терпелось погрузиться. Тем нестерпимым кайфом, от которого у меня никак не получалось отказаться. Даже ради друга.
- Может, есть какая-то причина, по которой я должен тебя выслушать?
Его лицо исказилось презрением.
Да, я заслужил это презрение. Я каждой клеточкой своего тела желал то, что принадлежало ему.
- А разве эта хитрая сука не рассказала тебе всё в подробностях? – Самодовольно ухмыльнулся я и расправил плечи.
- Ты сам напросился. – Коротко бросил Воскресенский.
Я знал, что сейчас произойдёт.
Инстинкт подсказывал мне увернуться, но я с мазохистским удовольствием подставил лицо под его удар. Кулак Вика взлетел передо мной, и боль тотчас ослепительно пронзила голову.
Я отлетел назад.
Этот удар превзошёл все мои ожидания: мне с трудом удалось сохранить равновесие.
- Ух, ты. – Я поднёс пальцы ко рту. – Да ты боец, Воскресенский. – Прикоснулся к губе, скованной жаром, и удивленно посмотрел на руку. На подушечках моих пальцев алела кровь. – Ого! – Я рассмеялся, сотрясаясь всем телом, как гребаный псих. Мне нравилось видеть, что это вызывает в Вике ещё большее презрение и ярость. – Меня? И по лицу? – У меня теперь никак не получалось остановиться. Я хохотал, сгибаясь пополам. – Вот это ты изменился, Воскресенский!
- Лучше заткнись. – Прорычал Вик.
Но меня было не остановить. Я хотел добавки. Желал новой порции острой боли.
- Дружище. – Снисходительно улыбнулся я, пытаясь сдержать рвущийся на волю смех. Я облизнул губу, но ничего не почувствовал. Только металлический привкус крови во рту. – Так эта дешёвая деревенская шлюшка хорошо тебя обработала, да? – Мои веки вздрогнули, и я через силу заставил себя удержать на нём взгляд. – Бегаешь за ней, как верный пёс!
На мгновение картинка застыла, а потом всё полетело в тартарары. Воскресенский метнулся ко мне и сбил с ног. Меня отбросило назад и ослепило болью. Кажется, я упал на стол, послышался жуткий треск. Я смеялся, гадая, что трещит – древесина или мои кости? Но времени на размышления Вик мне не оставил - обрушил новый удар, который свалил меня на пол.
Затылок заволокло тупой болью, в ушах зашумело.
Раз, два, три – я сбился со счёта. Держа левой рукой меня за рубашку и прижимая коленом к полу, Воскресенский щедро осыпал меня ударами правой. Все звуки сливались в пронзительное жужжание, а за веками мелькали свет и тьма. Я не пытался закрываться, не издавал ни звука, просто наслаждался происходящим, а Вик никак не мог остановиться.
