- Полька!
Я едва успела накинуть халат и затянуть пояс, как Вик ворвался в ванную и подхватил меня на руки.
- Поль! – Воскресенский стиснул меня в своих объятиях.
И я невольно потянула носом запах с его шеи. Ничего. Только его парфюм.
- Родная, ты бы предупредила, что придёшь, у меня ведь сегодня совещание было! – Он запечатлел на моих губах нетерпеливый поцелуй.
- Вик…
– Идём, у меня для тебя сюрприз.
- Сюрприз?
- Да, я ведь обещал тебе романтический вечер. – Мы спустились, и Вик притянул меня к себе. – Нужно закрыть глаза.
Он положил мне свои ладони на веки.
Мы осторожно двинулись вперёд. Мне не хотелось никаких сюрпризов, мне хотелось просто поговорить. Моя решимость таяла с каждым его поцелуем.
Скрипнула дверь.
- Та-дам! – Вик убрал руки.
- Что это? – Хрипло спросила я.
Мы стояли во дворе, и приходилось часто моргать от света.
- Это твоя новая машина.
Мой взгляд скользнул по новенькой чёрной иномарке, стоящей на подъездной дорожке. Её крышу украшал массивный красный бант.
- Но у меня даже прав нет.
- Получишь. А пока наймём водителя! Как тебе?
- Я даже не знаю… - Растерялась я, переводя взгляд с машины на Вика. – Она прекрасна, но…
- Никаких «но»! – Воскресенский привлёк меня к себе и страстно поцеловал. Его ладонь сжала мою ягодицу. – Поедем сейчас на ней в ресторан и отпразднуем! – Он посмотрел на меня и рассмеялся.
- Что? – С тяжким сердцем пробормотала я.
Муж протянул руку, вынул из моих волос травинку, покрутил её перед глазами и отшвырнул в сторону:
- Похоже, ты совсем не вылезаешь из сада. Отдыхай хоть иногда, ладно? Мне нужна весёлая, довольная и красивая жена. – Он поцеловал меня в нос. – Время, которое ты тратишь на свои раскопки в саду, лучше потратить на салон красоты и спа.
- Угу. – Сделав над собой усилие, улыбнулась я.
Уткнулась ему в грудь и больно стиснула челюсти, чтобы не дать волю слезам.
24
Я сижу перед зеркалом до темноты. Мне трудно свыкнуться с лицом, которое смотрит на меня из отражения. Делаю усилие, улыбаюсь, и уголки губ в зеркале медленно тянутся вверх. Хмурюсь, и лоб незнакомки покрывается продольными складками. Всё прежнее, но совсем другое. Всё чужое, не моё.
Когда после очередной операции снимали бинты, доктор пообещал, что скоро отёчность спадёт, мимика придёт в норму, шрамов не будет видно, лицо изменится, и я привыкну. Он был прав во всём, кроме последнего пункта: я не могу привыкнуть. Ни к новому облику, ни к боли, ни к тому, что у меня отобрали сына.
Каждый день, сворачиваясь на прохладных простынях в тишине комнаты, я до хруста стискиваю челюсти, чтобы не завыть. Снова и снова прокручиваю в памяти минуты своего убийства. Глухие звуки выстрелов, рассыпавшиеся лепестки роз, плач ребёнка и руки Марка, которые отнимают у меня самое ценное.
От этих воспоминаний вся моя боль превращается в силу. Я больше не плыву по течению, смиренно принимая волю судьбы, я намерена сама вершить её.
Я отниму у него жизнь.
Так же жестоко, как он отнял её у нас. Я даю себе обещание это сделать.
«- Я убью! Убью его, слышишь?! - надрывается во мне жестокий голос Загорского. – И тебя убью!»
И в мёртвой тишине я тихим шёпотом произношу:
- Я убью. Убью тебя, Марк.
***
- Ты опять кричала. – Говорит Александр Фёдорович, входя и присаживаясь на край моей кровати.
Я выбираюсь из сна, точно из кокона. Отталкиваю от себя влажное одеяло, приподнимаюсь, сажусь и провожу дрожащими ладонями по чужому лицу: оно отзывается болью. Чешется, зудит, стонет, как на перемену погоды.
Я убираю руки и долго смотрю на дядю Сашу. Одежда, в которой я спала, противно липнет к телу - она промокла насквозь от моих кошмаров.
- Со мной всё в порядке. – Надтреснуто говорю я.
- Я принёс тебе кофе. – Печально улыбается мужчина.
Он всё ещё держит себя в форме. Военная выправка, гладко выбритое лицо, запах одеколона. Я по сравнению с ним – разбитое корыто.
- Спасибо. – Тянусь к подносу, беру чашку, а тосты оставляю на тарелке. Знаю, что в последнее время уже больше похожу на скелет, чем на живого человека, но ничего не могу с собой поделать – у меня нет аппетита. Я и вздохнуть-то не смогу спокойно, пока со мной не будет моего сына. – Можно я возьму сегодня твой велосипед? – Спрашиваю у дяди Саши, делая глоток.
Его лицо покрывается лучиками морщинок.
- Поля, ты опять за своё? Давай, я отвезу тебя, куда скажешь, только не ходи туда снова, ладно? Хочешь, съездим на рынок, купим продуктов, свежего мяса, сделаем шашлык? Хочешь, поедем к реке, погуляем? Тебе нужен свежий воздух.
Я останавливаю его резким движением головы.
- Нет. – Делаю новый, обжигающий глоток. Чёрный кофе сжигает моё горло, и я кашляю. – Не волнуйся, я не поеду к нему. Забыл, какой сегодня день? Полгода, как не стало Вика. Я поеду на кладбище.
- Я отвезу тебя. – Примирительно вздыхает мужчина.
Кладёт свою сухую ладонь поверх моей левой руки.
- Спасибо. – Отзываюсь я.
- Нельзя, чтобы тебя видели. – Добавляет он.
- Меня никто не увидит. А если увидит, то не узнает. – Я вырываю руку и указываю на лицо. – Видишь это? Кто это? Ты знаешь её? Даже я не знаю.
- Полюшка… - Александр Фёдорович протягивает мне поднос. – Поешь.
- Не хочу, - качаю головой.
- Я сделал выбор, чтобы помочь тебе выздороветь, поэтому взял откупные Загорского. Я хотел, чтобы он забыл обо мне. Сделал это, чтобы быть рядом с тобой, чтобы помогать тебе. Но я не могу сражаться с ним. И ты не должна. – Он ставит поднос на столик. – Поль, у нас ещё остались деньги. Давай, уедем?
- Нет. Ты же знаешь, что я никуда не уеду без Ярослава. – Решительно говорю я.
- Вити нет, это уже данность. – Горько выдыхает мужчина. - Но ты ещё можешь начать новую жизнь. Есть деньги…
- Мне не нужны деньги! – Взрываюсь я. – Мне нужен мой сын!
Перед моими глазами снова наш дом. Теперь в нём высокие стены, целый штат охраны и новый хозяин. Я брожу вдоль периметра, прячась за деревьями, словно тень, и наблюдаю за всеми, кто въезжает и выезжает. Я знаю, где расположены камеры, и какой график работы у персонала. Я знаю няню своего сына в лицо, и знаю, что она никогда не оставляет его без присмотра, даже несмотря на то, что он постоянно раздражает её своими слезами.
