Они с Марком слишком разные, чтобы можно было хоть чуточку сомневаться. Я думала, что Воскресенский вышвырнет меня с младенцем из дома сразу, как увидит его.
Я встаю под струи воды и закрываю глаза.
Вспоминаю роды. Тот момент, когда мне показали моего ребёнка. В маленьком, красном, заплывшем комочке трудно было не узнать черты Загорского: я сразу узнала. И его нос, и губы. И только потом, в палате, когда отёчность с лица Ярика сошла, я поняла, что черты Марка ещё не так очевидны. Мой сын был похож и на меня, и на тысячи других младенцев: губки бантиком, светлые волосы, пока ещё светлые глазки.
Я отметала в тот момент любые мысли о своей обречённости. Старалась не думать о том, что спустя год их схожесть с Загорским станет для всех очевидной, а спустя десяток лет – несомненной. Стоило мне только подумать о той блондинке, которую я застала в его квартире, как понимание того, что я ему не нужна, выходило на первый план.
Я делаю воду горячее и вспоминаю тот момент, когда Вик в первый и последний раз посмотрел на ребёнка.
Трудно сейчас сказать, понял он, или нет. Скорее всего, не понял. Но я тогда выдохнула. Эгоистично, подло, облегченно выдохнула, радуясь тому, что повешу на шею супруга чужого малыша. Мне тогда трудно было соображать трезво, я просто искала очередную отсрочку для приближающейся беды.
Я выхожу из ванной, бросаю взгляд в зеркало.
Шрам на груди напоминает о пуле, которую всадил в меня отец моего ребёнка. Я кутаюсь в полотенце и думаю о том, что моё разоблачение уже не за горами. Нужно действовать, нужно хвататься за любую возможность, нужно бежать.
- Марк Григорьевич! – Останавливаю я Загорского, когда он спускается в столовую, чтобы выпить кофе перед поездкой в офис.
- Да? – Оборачивается он.
- Доброе утро. – Выдавливаю я, прижимая его сына к груди.
- Доброе. – Мужчина тянет руки и забирает у меня Ярослава. – Кто это тут у нас?
Он кружит его, щекочет носом, целует ручки, и малыш издаёт бурлящие, визгливые звуки. Меня буквально парализует от этого зрелища. Ощущение такое, будто Ярослав залез в клетку с тигром, и зверь вылизывает его, раздумывая, не съесть ли мальца на завтрак.
- Что вы хотели? – Отвлекается Марк.
- Мы можем сегодня поехать в парк? – Спрашиваю я, набравшись смелости. – Погода чудесная. Говорят, в парке будет детская программа. Конечно, нам ещё рано для таких мероприятий, но длительная прогулка, яркие краски, атмосфера – это ведь всё развитие для мальчика, вы же понимаете?
Он хмурится. Плохой знак. У меня сводит запястья, кончики пальцев жжёт под его проницательным взглядом.
Наконец, Загорский бросает взгляд в окно и говорит:
- Погода сегодня действительно замечательная. Тепло и солнечно. – Пожимает плечами. – Пожалуй, да, стоит съездить. – Одаривает меня полуулыбкой. – Дела подождут, съезжу-ка я с вами.
- О… - Вежливо улыбаюсь я, пытаясь скрыть за улыбкой досаду. – Это прекрасно.
Мой план затеряться в толпе и сбежать от охранников проваливается с треском.
- Вы уже завтракали? – Интересуется у меня Загорский.
- Да, час назад. – Отвечаю я.
- Ну, ладно. – Кажется, огорчается он, но тут же его глаза вспыхивают надеждой: - Может, просто кофе? Со мной за компанию?
- Нет, спасибо. – Отказываюсь я, принимая из его рук малыша. – Мы тогда пока пойдём, переоденемся и соберём сумку со всем необходимым.
- Отлично. – Улыбается Марк, подаётся вперёд, давит на нос моего сына, как на кнопку, и говорит: - Пип!
Ярослав радостно взвизгивает.
- Пи-и-ипип! – Повторяет Загорский.
Ярик заливается наивным детским восторгом, а я не отвожу от чудовища своих глаз.
- По-о-оп! – Снова жмёт на «кнопку» Марк. И расплывшись в улыбке от реакции мальчика, тоже хохочет. – Пи-пип-по-бо-боооп! – Играет он голосом, нажимая на нос Ярослава несколько раз.
Ребёнок подпрыгивает в моих руках, ярко реагируя на эту игру, а Загорский смотрит на него с обожанием.
У меня мурашки бегут по коже от этого зрелища. Оно… оно какое-то неправильное. И чувства, которые я испытываю, глядя на них, неправильные тоже. Мне так плохо и так хорошо, что на глаза наворачиваются слёзы.
- Ладно, мы пойдём. – Хрипло говорю я. – Ваш кофе остынет.
- Да. – Кивает Марк, возвращая лицу серьёзность.
Одёргивает ворот рубашки и удаляется в столовую.
Мне приходится продышаться, чтобы прийти в себя.
Через час мы уже гуляем по парку. Марк толкает коляску, я иду рядом. Солнце искрится бронзой на его смуглой коже и ярко вспыхивает белизной на ровных зубах, когда он улыбается. Загорский красив как чёрт, и все встречные девушки задерживают на нём свои взгляды, но смотрит он только на макушку сына. Изредка наклоняется и говорит ему:
- А вот там лошадки, а это клоун. – Показывает вдаль. - Гляди, Яра, а там сладкая вата, тебе её пока нельзя.
«Почти семейная идиллия», - думаю я.
Если бы не двое шагающих рядом с нами охранников, и не моя чёрная ненависть к убийце моего мужа, то нас можно было бы счесть за счастливую семейную пару, мирно прогуливающуюся по парку средь бела дня.
- Ему не жарко? – Интересуется Марк, останавливаясь и поправляя капюшон комбинезончика Ярослава.
- Погода обманчива. – Напоминаю я. – На солнце кажется, что тепло, но стоит дунуть ветру…
- Вам, наверное, тяжело без очков? У вас ведь плохое зрение, да? – Спрашивает Загорский, выпрямляясь.
- Что… Ой. – Меня вдруг резко окатывает тревогой: забыла сегодня утром надеть очки. – Я забыла их дома… - Оправдываюсь я.
Мне кажется, что моё лицо начинает покрываться пятнами.
Очки не только часть моего нового образа, позволяющая изменить внешность, но и часть моего прикрытия. Человеку с плохим зрением явно неуютно было бы прогуливаться без очков, и он бы сразу ощутил дискомфорт от восприятия окружающей картины. Всё вокруг было бы размытым, а я, идиотка, даже не заметила, что забыла их дома…
Я судорожно начинаю придумывать ответ, но меня вдруг спасает чей-то голос.
- Марк? – Этот голос женский.
Мы оборачиваемся, но не сразу понимаем, кому он принадлежит, потому что охранник успевает преградить дорогу.
- Марк! – Повторяет незнакомка.
- Всё нормально, Семён, отойди. – Говорит Загорский.
И я вижу, как меняется его лицо. Оно становится каменным, холодным, настороженным. Пальцы Марка добела впиваются в ручки коляски.
- Марк… - Делает вперёд шаг пожилая женщина, едва охранник отходит в сторону.
Я молчу, Загорский тоже.
Незнакомка по очереди окидывает взглядом его, затем меня, а потом останавливается на ребёнке. Её брови медленно ползут вверх, рот удивленно приоткрывается.
