Раздался мелодичный звон колокольчика, когда Элрой отворил дверь и вошел в магазин.
– Приветствую вас, сэр, – сказал мужчина, расположившийся за стойкой. Это был не обычный деревянный прилавок: стойка была выполнена из стекла. Под стеклом красовались различные товары. Филигранные скульптуры, золотые компасы и роскошные кольца. Над головой мужчины Элрой увидел копию корабля, подвешенную на нитях к потолку. Вдоль стен стояли полки со старыми книгами и свитками. Блестящие камни и кристаллы, за владение которыми бедные горожане уже оказались бы на костре в качестве предполагаемых последователей алхимии, скопились в витринах и продавались за целое состояние. Впрочем, цены никак не соответствовали происхождению экспонатов.
Элрой пересек магазин и остановился перед мужчиной. Правый глаз торговца, окруженный многочисленными морщинами, украшал монокль.
– Вы – Норвелл?
Мужчина кивнул. Ни скептицизм, ни недоверие не отразились в его чертах. Взгляд голубых глаз Норвелла был ясен. Это было высокомерие человека, который ни единого дня не провел в страхе.
– А вы кто?
– У меня есть кое-что для вас, – ответил Элрой, оставив вопрос без внимания, и положил футляр на стойку. Пират расстегнул пряжки, и Норвелл с любопытством поднял брови. Появилось десять тщательно свернутых карт. Шнуры, удерживающие их вместе, были украшены серебряными талерами с тиснением в виде эмблемы.
Любопытство на лице Норвелла сменило явное изумление. Его губы приоткрылись, а глаза волнительно заблестели.
– Это?..
– Да, – сказал Элрой, не дав лавочнику договорить. – Десять Мортимеров. Ручная работа. Не использованные.
– Откуда они у вас?
– Это имеет значение? – спросил Элрой. В любом случае Норвелл не узнает от него правды. Торговец почтительно провел пальцами по бумаге, словно лаская любовницу. И это была не просто бумага. Это была бумага, которую жрецы Кариоры изготавливали для своих священных писаний. Бесценные для последователей их веры. Вряд ли Норвелл знал это. Возможно, торговец никогда в жизни не покидал пределы Тобрии.
– Сколько вы за них просите?
– Сто золотых монет.
– Сто монет за все карты?
Элрой рассмеялся.
– За каждую карту.
Норвелл уставился на него с негодованием.
– Это слишком много!
– Нет, и мы оба это знаем. Вы можете получить двести за карту. А за эти две – возможно, еще больше.
Пират указал на два свитка. Это были карты Граулла и Иврегоса, и символы городов, изображенные на них, были выполнены из жидкого золота.
Норвелл вздохнул.
– Я заплачу вам восемьдесят.
– Сто.
– Восемьдесят пять.
– Сто.
– Девяносто.
Элрой стиснул зубы. Благодаря Ларкину и его лжи его терпение уже висело на волоске. Он не хотел стоять здесь и торговаться. Пират хотел свои деньги, пиво и красивую женщину, с которой смог бы забыть о том, что часом ранее он сидел, погруженный в конский навоз.
– Сто.
– Девяносто пять.
– Знаете что? Забудьте об этом! Я найду другого покупателя.
Элрой потянулся к футляру, намереваясь его закрыть, когда рука Норвелла рванулась вперед и схватила пирата за запястье. Тонкие пальцы торговца оказались удивительно сильными.
– Я беру их.
Элрой посмотрел на руку, которая держала его, и оставил футляр.
– Согласен, сто десять золотых за карту, и они ваши.
На лбу Норвелла пролегла глубокая борозда. Удивительно, что монокль не упал с его глаза.
– Вы сказали – сто золотых монет.
Элрой улыбнулся, но дружелюбия в этой улыбке не было.
– Такой была цена, пока вы не разозлили меня и не прикоснулись ко мне.
Норвелл отдернул руку.
– Но…
– Поберегите дыхание! – прервал он. – Сто десять золотых монет. Ни больше ни меньше. И в следующий раз, если вы попытаетесь со мной поторговаться, цена вырастет до ста пятидесяти дукатов. Так мы заключаем сделку или нет?
Норвелл сжал губы так, что кожа вокруг его рта побледнела. Он знал, что его шантажируют, но перспектива заполучить карты Мортимера была для него такой же привлекательной, как и бессмертие для Элроя.
– Но сначала я должен проверить подлинность карт.
Элрой прислонился к стеклянной стойке и сделал приглашающий жест рукой. Кольца на руках пирата поблескивали в свете керосиновых ламп, свисающих с потолка магазина.
– Вперед!
Норвелл достал первую карту из кейса, осторожно ослабил шнуры и аккуратно отложил в сторону серебряный талер с эмблемой – художественно выписанной буквой М. Затем скупщик развернул карту, и из его губ вырвался благоговейный вздох. Элрой мог только согласиться с этим восхищением. Это была одна из лучших работ Мортимера. Возможно, даже самая лучшая.
– Удивительно, – пробормотал Норвелл, склоняясь с лупой над картой, цвета которой сияли подобно восходу Солнца. – Это золото?
Не касаясь чернил, торговец указал на корону, символизировавшую город Фривет.
Элрой кивнул.
– Удивительно, – повторил Норвелл. Он наклонился вперед, будто хотел забраться на карту.
За спиной Элроя раздался звук колокольчика. Пират обернулся и увидел, что в магазин вошла женщина. На девушке было простое синее платье, и, не будь на ней блестящей заколки, которая украшала ее светло-коричневые волосы, Элрой принял бы вошедшую за представительницу нового среднего класса. И все же ее процветание было очевидно. Элрой откровенно посмотрел на женщину, и их глаза встретились.
У девушки перехватило дыхание. Она поспешно отвернулась и сделала вид, что восхищается одним из выставленных в магазине экспонатов, в то время как ее бледные щеки начал заливать стыдливый румянец. Элрою казалось, что он почти слышит ускоренное биение ее сердца. Он знал о своем влиянии на женщин и многих мужчин. Даже принцесса Фрейя не избежала его харизмы, когда они впервые встретились. Элрой был прекрасен и знал это.
Часто внешность мужчины давала ему преимущества, но иногда пират хотел иметь менее заметное лицо, которое могло бы не так сильно привлекать внимание незнакомцев. Девушка нерешительно подняла голову и смущенно скосила глаза в его сторону. На ее губах появилась нежная улыбка, и Элрой подумал, что позже она могла бы составить ему компанию.
– Добрый вечер, – сказал он, приподнимая уголки рта.
– Приветствую вас, – ответила женщина голосом таким же тихим, как море перед бурей.
– Вам нравятся часы?
Девушка в замешательстве нахмурилась, и он указал на часы, на которые она перевела взгляд, избегая смотреть пирату в глаза. Ее щеки приобрели еще более темный цвет.
