— Нет, Ир. Я сам слышал. Классный руководитель Светланы вызвал меня для диалога именно по данному вопросу. Поэтому я так рано оставил офис и поехал в гимназию. А тут эта сцена некрасивая. Директор требует исключить Свету. И я договорился, что мы пока возьмём больничный и переведём её в другую школу. Слишком много сплетен вокруг, ребёнку там будет тяжело продолжать учиться.
Бедная девочка… Вот почему она никак нас не может простить — одноклассники просто травят её. Вот почему она вся на нервах и в слезах довольно часто. Подруг у малышки и без того не было, а теперь ещё все и издеваются…
— Да, — кивнула я, вставая с дивана. — Думаю, ты прав. Поищи для Светы другую школу.
— Я уже этим занимаюсь.
— Спасибо, Артур.
— Ты куда, Ир?
— Пойду к ней. Ей плохо.
— Она не пустит тебя. Дина пошла уже.
— Значит, под дверью буду сидеть — твердо сказала я и направилась к лестнице.
Наверху обнаружилось, что Дину тоже не впустили. Подошла к двери и молча посмотрела на темноволосую девушку, в растерянности топчущуюся у двери.
— Не пускает? — спросила её.
— Не-а, — покачала она головой. — Кричит, чтобы уходили все.
Вздохнула, решительно распахнула дверь и вошла. Пусть хоть бьёт меня, но я зайду. Девочка сидела на кровати, поджав под себя ноги и опустив голову. Прошла по ковру и аккуратно села рядом.
— Светуль, мне очень жаль, — сказала я тихо. — Ну почему ты не сказала нам, что тебя обижают?
Девочка подняла на меня заплаканные голубые глаза. Секунду она смотрела на меня, а потом вдруг кинулась на грудь, прижалась и снова заплакала. Немного оторопела от её реакции, но тут же собралась и стала гладить её по светлым косичкам.
— Тебе тяжело, милая. Я знаю. Поплачь. Я пожалею тебя. Знаешь, мне ведь тоже тебя очень не хватало.
Я понимала её. Она не могла простить нас. Но от одиночества и боли уже просто устала, и невольно тянулась к тому, от кого всегда получала больше тепла и заботы, чем от других — ко мне.
— Ира, ты любила папу? — спросила она, когда истерика утихла.
Глаза такие серьёзные. Она готова к диалогу и хочет знать правду. Она имеет на это право, и я буду искренна настолько, насколько вообще умею, чтобы не потерять доверия ребёнка снова.
— Да, малыш. Любила.
— А Артура?
— Артура тоже люблю.
— Одновременно?
— Нет, — покачала я головой. — Знаешь, Света, любовь бывает разная. Папу я любила тёплой, приятной любовью. Но не буду скрывать, что Артур мне нравился, как мужчина. Но я никогда не предала бы твоего отца, я очень уважала его и о каких бы то ни было отношениях с твоим братом я не думала. И он тоже. Но когда папы не стало… Мы поняли, что у нас есть чувства друг к другу. У нас любовь совсем другая, но это тоже любовь. Ну разве мы в этом виноваты?
— Значит, ты не предавала папу? — Света с надеждой смотрела на меня. Она хотела мне верить.
— Никогда. И Артур не предавал. Ты должна верить нам, ведь мы все одна семья. А сплетни… У людей всегда злые языки, так что же теперь? Нам тоже неприятно читать это все в новостных газетах. Но это люди, им всегда надо о чём-то судачить, пусть они даже и толики правды не знают.
Девочка снова прижалась ко мне и легла на колени. Я перебирала её тонкие прядки белокурых локонов, и продолжала говорить:
— Когда ты вырастешь, ты тоже полюбишь, как я. И поймёшь, что любовь часто приходит туда, куда её вовсе не звали, и тогда, когда она не к месту. Но это жизнь. Мы не властны над чувствами. Нас с Артуром они захватили сейчас. Как ты думаешь, что важнее: быть счастливым или хорошим для общества?
— Лучше быть счастливым. Наверное, для людей ты всегда будешь в чём-то плохой.
Узнаю свою девочку. Какая же она умница! Улыбнулась.
— Верно. Вот мы и выбрали счастье. И в этом счастье есть место и для тебя. Для нас ты всегда будешь самой родной и любимой. Даже твой строгий брат очень за тебя переживает. Честно.
— Да? — подняла она голову и села. — Артур за меня переживает?
— Конечно. Просто он такой у нас индюк самоуверенный, что никогда не признается, что просто любит.
Света улыбнулась, а потом даже захихикала.
— Как я скучала по твоим шуткам, Ир, — сказала она мне.
— А я по твоему смеху, зайка, — ласково щёлкнула её по носу.
— Ир… — вдруг снова девочка стала хмурой. — А когда родится ваш ребёнок… Вы не отправите меня в интернат?
— Что ещё за чушь? — подняла я брови вверх. — Это тебе тоже наговорили девочки в школе?
— Да, — опустила она глаза.
— Знаешь, Артур тебя переведёт в другую. И правильно сделает. Что не болтали под ухом всякие ужасы, ничем не обоснованные. Неужели ты думаешь, мы так обойдёмся со своим родным человеком?
— У вас появится свой малыш, и вам я стану не нужна.
— А ну, иди сюда, — сгребла её в объятия. — Ты мне всегда будешь нужна, сколько бы детей у меня не было. Я никогда не забуду твоего папу, никто мне не заменит его, даже Артур. И тебя не заменит никто. Для тебя в моём сердце всегда найдётся тепленькое местечко. Поняла?
— Поняла, — ответила она и снова хлюпнула носом. Опять плачет.
— А знаешь, у меня для тебя есть сюрприз, — сказала я ей, хитро улыбаясь.
— Какой? — спросила она, позабыв о слезах. Мой маленький фокус отвлечь её сработал.
— Я тут на одном сайте заказала два костюма для фламенко. Хочешь побыть прекрасной испанкой?
— Вот это да! — восхитилась девочка. — Очень хочу!
— Показать тебе?
— Да-да покажи.
Усмехаясь про себя, пошла за ноутбуком. Что ж, кажется наши всё же победили. Осталось уладить дела с новой школой для Светы и надеяться, что там не будет для неё новой травли…
38.
Со Светой отношения наладились. Артур перевёл её в другую гимназию, и пока её никто из детей не обижал больше. Я настояла на том, чтобы девочка ко всему прочему походила к психологу. Сегодня у неё был первый сеанс. Пока видимого результата ещё нет, но это временно. Психолог поможет ребёнку отпустить свои эмоции и обиды на нас. По крайней мере, я в это очень верила.
— Ну как тебе беседа с Елизаветой? — спросила я её, когда мы вернулись домой.
— Не знаю… — пожала она хрупкими плечиками. — Это так странно — рассказывать о себе человеку, которого совсем не знаешь.
— Тебе понравилось у неё в кабинете?
— Там уютно.
— Поедешь послезавтра ещё?
