Удивляло, с какой заботой все, несмотря на усталость, обращались с Димой. Даже Покачалов, при его сварливости, трусливости, каждый вечер без оглядки на людей Скоробогатова развлекал Диму разговорами о древней цивилизации чавин. Рассказывал, как историки пытались разрешить тайну их неожиданного расцвета после восьми веков, проведённых в сельве, и как заодно пытались в целом объяснить зарождение цивилизаций Центральной и Южной Америки.
– Многие не верят, что цивилизация тут зародилась самостоятельно. Не было предпосылок, – промокая шелушащиеся, покрытые красными нарывами шею и лоб, говорил Покачалов. Последние недели он не брился из-за сходившей тонкими лоскутами кожи. – Ну, выращивать картошку, одомашнить всяких лам и альпак ещё куда ни шло, но вот чтобы прокладывать оросительные каналы, строить храмы вроде чавинского с их акустическими системами, а заодно заниматься художественной скульптурой – уже чересчур. Никто не знал, как объяснить скачок в развитии чавин и прочих доинкских народов, в итоге напридумывали теорий. Сержа они забавляли. Там сплошная хохма. Взять того же де лас Касаса. Он серьёзно писал, что жители Нового Света – потомки потерянных десяти колен Израилевых. Эти колени, значит, умудрились переплыть через океан и на диком берегу основали новую цивилизацию, заодно переделали под неё дикарей. Я же говорю, хохма.
Когда Лиза садилась рядом, разговор стихал – Максим и его друзья чувствовали её интерес, – но потом неизменно возобновлялся. Им было всё равно. Пусть слушает. А Лиза ковыряла облупившийся чёрный лак на ногтях, теребила голову потрёпанного резинового Стича – брелок, который они с мамой выиграли в парижском Диснейленде. Лиза после той поездки во Францию пошла в первый класс. На следующий год мама умерла.
– Да там чего только не придумали, – ухмыляясь, продолжал Покачалов. – Католические авторы писали, что американские индейцы – потомки сыновей Ноя. Ацтекский Кецалькоатль со своими пёрышками, естественно, – Иисус Христос. Такой, каким его запомнили туземцы. Даром что изображение креста появилось в Мексике лет за тысячу до нашей эры. Другие писали, что культуру в Новый Свет в допотопные времена принесли атланты или муанцы…
– Муанцы? – удивилась Аня.
– Ну да, муанцы. Жители затонувшего континента Му, которые успели заодно прорыть канал под Андами – он выводил из Тихого океана прямиком в Амазонию. Это объясняло, почему на пустынном побережье вдруг в древности стали популярны животные и растения из джунглей.
– Изображения анаконды, каймана и ягуара, – кивнул Дима, полулежавший на носилках с подсунутым под поясницу брезентовым валиком. – Их принесли чавинцы.
– Чавинцы не чавинцы, не знаю, тут надо с Шустовым говорить, – вздохнул Покачалов. – Серж до посинения копался в этих историях. Но чуши там предостаточно. Например, Штейнер писал, что атланты умели летать на собственных летательных аппаратах, которые работали на энергии произрастающих семян. Каково? Почти так же забавно, как Лось, улетевший на Марс в межпланетной консервной банке.
– Лось? – не поняла Аня.
– Не обращай внимания. В общем, захочешь повеселиться, читай Штейнера или какого-нибудь Чёрчворда. И всё тебе с чавин станет ясно.
– Заправляли баки семенами кукурузы и летали через горы? – усмехнулся Дима.
– А что? – Покачалов пригладил длинные сальные волосы, отчасти скрывавшие проплешину на его макушке.
– И отца в самом деле интересовали атланты и… как их там? – спросил Максим.
– Муанцы, – рассмеялся Покачалов. – Это так, забава. Почитать да посмеяться. Нет, его интересовало нечто более… вразумительное.
Максим не избегал Лизы, не замыкался, когда она с ним заговаривала, однако держался от неё в стороне. На вопросы отвечал уклончиво. Не пытался использовать их прежнюю близость, чтобы выгородить друзей. И Лиза была ему благодарна. Общение с Максимом ослабило бы её, отвлекло бы на неуместные чувства.
– Находились умники. Писали, что цивилизацию Нового Света основали египтяне, – продолжал перечислять Никита. – Якобы корабли фараонов прошли по Северному Пассатному течению. Или в том месте океана, где от африканского Сьерра-Леоне до Бразилии меньше трёх тысяч километров. Течение могло вынести к берегам Южной Америки и финикийцев на их замечательных таршишских судах. Корабли они, кстати, строили отличные. Было у нашей «Изиды» одно дельце по финикийцам, да… В общем, разгадок для чавинской тайны предостаточно. Выбирай любую. А за добавкой обращайся сам знаешь к кому.
– Сам знаешь кто обойдётся, – без улыбки ответил Дима.
В отличие от Лизы, Покачалов и Шмелёвы знали о Пасти каймана многое. По меньшей мере, Артуро они избегали. Вели себя так, будто его не существует. После смерти Рауля испанец впал в уныние. Общался с метисами, но не находил в них отклика. В итоге молча выполнял поручения Ильи Абрамовича и, надо полагать, берёг силы для Города Солнца, которым был одержим ничуть не меньше Аркадия Ивановича. Кажется, мечтал, что Скоробогатов поделится с ним богатствами. Может, и поделится. Вот только принесёт ли это Артуро счастье?
Вчера экспедиция обнаружила в зарослях лопоухого потоса ещё один конгломерат-указатель, украшенный символами возрождённого Эдема. Никита не ошибся в подсчётах. Четвёртая вершина задала верное направление. Без карты отыскать в джунглях указатель невозможно. Проворный Куньяч из агуаруна сделал это. Значит, подобных конгломератов здесь таилось немало – едва ли случайность вывела его на единственный из них. И значит, экспедиция приближалась к границам Города Солнца. До заката тогда оставалось не меньше трёх часов, но отец Лизы приказал разбить лагерь. Хотел, чтобы каждый из участников экспедиции лично осмотрел конгломерат, провёл рукой по выбитым желобкам и успокоился. Они не заблудились. Не бредут в неизвестность. И цель рядом.
С приближением к горному хребту лес становился суше. Под излучинами рек чаще попадались галечные отложения, в межень, надо полагать, превращавшиеся в каменистую отмель. Берега делались выше, горбились высокими скальными выходами. До путников чаще доносился шум водопадов и пенистой стремнины.
Старая туземка не объявлялась. Ни ловушек, ни раскрашенных в красное ленивцев. Максим заверил Егорова, что был один, не настораживал самострелов и не знал их происхождения. Лиза ему поверила. Слишком много им встретилось ловушек, и слишком искусно они были установлены. После смерти Баникантхи в словах Шустова-младшего никто не сомневался. Все постепенно успокоились, решив, что опасности остались позади вместе со святилищем, однако на шестой день, когда луговина с истуканами уже казалась далёкой, а произошедшее на ней – нарисованным страхами и беспокойной фантазией, случилось второе нападение.
Лиза тогда нарочно отстала от авангарда. Утомилась от молчаливой сосредоточенности отца и надоедливых замечаний Егорова, которыми он подгонял прорубавших путь индейцев. Пропустив вперёд Ортиса, Перучо и других метисов, Лиза с интересом подметила ночных обезьянок. Разбуженные шумом экспедиции, они лениво выглядывали из дупла или таились в листве – с подозрением следили за перемещением человека. Корни дерева были усыпаны остатками их позднего ужина: косточками, шелухой и чашечками от жёлтых, размером с жёлудь плодов.
