Прислушался. Сара дышала ровно. Шурка зашел за угол. Здесь от окна лежал прямоугольником лунный свет. Сомкнутые веки Сары были скованы ресницами. Одеяло натянуто до самого подбородка.
…Только надеяться…
Сердце его ухнуло: куклы было не видно.
Шурка неслышно приподнял край одеяла, заглянул. Руки Сары были сложены и прижаты к груди.
Вот она: узелок головы торчал из кулака.
Шурка протянул руку. Обхватил узелок пальцами. Задержал дыхание перед тем, как потянуть куклу на себя.
Сара распахнула глаза. От неожиданности Шурка отпрянул. Сара приложила палец к его губам: тс-с-с-с. Откинула одеяло. Она была полностью одета.
«Она что, знала?» – неприятно удивился Шурка.
Сара наклонила кудри, бесшумно выдвинула из-под кровати ботинки. Посадила в один куклу, оба прижала к груди. Показала подбородком на дверь: пошли.
В коридоре Сара просунула ступни в ботинки. Присела на колено, завязала шнурки. Выпрямилась. Глаза ее глядели вопросительно. Шурка выдохнул:
– Некогда объяснять.
Сара протянула куклу.
– Спасибо.
Шурка взял куклу.
– Но ты, – велел шепотом, – остаешься дома.
Оба пошли по коридору. Бесшумно. «Как воры… А мы воры и есть. В смысле я».
У дверей в комнату Ивана Валентиновича остановился.
– Ты за мной не идешь. Стой здесь, – приказал. Сара, не споря, отступила в темноту. За дверью как будто пытались завести мопед: гр-р-р-р, гр-р-р-р. Даже джентльмены храпят.
Шурка тихо толкнул дверь. Храп колебался в воздухе, как звуковая завеса. В лунном свете блестели на столике флакончики. Темным холмом лежал спящий. Чернели веером окошки фотографий над его кроватью. Лысый венок казался скелетом какого-то круглого животного.
Шурка подошел к столу. Различил мутные буквы. Он тихо поднимал обложки, пока не разобрал: ПЕТЕРБУРГ.
«Простите меня, Иван Валентинович», – подумал. Потянул за корешок.
– Гр-хм!
Шурка замер. Сердце ударило четыре раза. А потом снова начали заводить мопед: гр-р-р-р, гр-р-р-р. Сжимая альбом обеими руками, Шурка вылетел, как сквозняк. Притворил дверь.
Сара уставилась на книгу, которую он прижимал к груди. Потом в его лицо. Во взгляде замешательство.
Шурку объял ужас: «Сара не знает». Нет, в сто раз хуже: «Ее кукла этого не умеет». Сглотнул. «Все равно. Попробую. Хуже не будет. Хуже – некуда». Зашипел:
– Дальше я сам.
Но Сара двинулась за ним к входной двери. Повернул замок. Дохнуло холодом. Шурка обернулся в проеме. Она отпрянула.
– Иди… Туда! В комнату! Спать!
И чтобы она не сомневалась, ринулся по лестнице. Но на площадке услышал: лопочут следом шаги.
Вот черт.
Он наддал ходу. Шаги тоже заспешили. Сухой треск шагов – пауза – опять треск по черно-серой клавиатуре ступенек. Как будто два пианиста состязались, кто быстрей. Некоторое время они не совпадали: когда Шурка бежал по лестнице, Сара пересекала площадку. Когда Шурка перепрыгивал через площадку, сильно хватаясь за перила рукой, Сарины шаги пересчитывали ступени. Споткнулись. Шурке показалось, потолок рухнул: загрохотало. Он замер. Сейчас очнутся в своих кроватях жильцы, захлопают все двери. Сара шлепнулась ему прямо под ноги. Шурке показалось, что ладони и колени ее зазвенели о пол.
Получив фору, он мог бы вылететь наружу. И ищи свищи.
Не выдержал. Поволок за руку вверх, помог подняться.
– Ну ты даешь. Раззява. Весь дом перебудила.
Отряхнул ей колени. Потом ладони. Они так и застыли, как приняли в падении тело, – сведенные болью. В глазах влага. Губы сжаты. Чтобы не вскрикнуть.
– Больно?
Мотнула головой: нет.
Шурка вздохнул.
– Ладно. Ничего ж не будет, если ты немного посмотришь. Только потом – сразу домой! Поняла? И спать! Поняла?
Раскрыл книжку.
Мелкие буковки сливались в полумраке с серыми страницами, да и не важно.
Картинки – вот что важно.
– Так, – сказал себе под нос Шурка, листая. – Теперь маршрут.
Сара тянула шею, заглядывала через плечо, она меленько тряслась на холоде. Шурка не выдержал:
– И дома сразу под одеяло. Поняла?
Слепо глядели темно-серые квадраты страниц. Здесь, внизу, стояла чернильная тишина. Луна уже не доставала до окон: они выходили во двор-колодец, на самое дно. Тратить спички не хотелось. Но что еще делать?
– Зайдем в подъезд. Тут задует.
Вернулись в темноту.
Шурка наощупь чиркнул. Передал Саре:
– Держи. Повыше.
Она подняла на спичке шарик света.
Шурка торопливо листал. Закладывал нужные страницы пальцами. В уме держал порядок: сперва средний, потом безымянный, потом указательный, потом мизинец. Нет, мизинец можно вынуть. Сперва безымянный, потом – средний. Так короче. Учитывая патрули.
– Но первая остановка в любом случае – здесь, – пробормотал он. Засомневался, разглядывая картинку. Круглого здания на другом берегу он не помнил. Может, это не канал? Тут же отмахнулся: конечно, канал! – я просто забыл. А черный край колоннады у правого края картинки был Казанским собором. Значит, канал… Уф, но пробежать придется изрядно. Только если… Но спичка погасла.
Зажгли новую.
Шурка перебросил страницу, что заложил безымянным пальцем. Лежат на брюхе каменные сфинксы. На другом берегу – Эрмитаж. Оттуда – до канавки, где ждет Майор. Но перебежать мост?
Он вспомнил патрули.
Патруль точно попадется – и не один. Вспомнилась кобура.
Не пристрелят, конечно. Но и не отпустят.
Или сделать несколько переходов? С Мойки на Фонтанку, потом к Неве. Надежнее, но время… время… время… Почему только эта Остроумова не нарисовала Зимнюю канавку? Ну что ей стоило? А Майор, наверное, уже там. Он никогда не опаздывает. Оперся спиной на парапет, закуривает. Прикрывает огонек от ветра, влетающего в арку с Невы. Полы шинели хлопают Майора по ногам. В перерыве между затяжками мурлычет под нос: «Уж полночь близится, а Германна все нет…» – а интонация глумливая. Ждать не будет.
Может, войти сюда?
Раздумывая над картинками в оранжевом дрожащем свете, Шурка не обратил внимания на шорох под лестницей. Там, где темнота была такая, что ее можно было резать ножом. Глядел одновременно на картинку – а внутренним зрением видел другое… Косой клин шинели. Плещет в арке черная вода, серебрится на срезах. Мокро шипят шаги. Патруль. «Предъявите документы…» Возвращает, козырнув: «Спасибо, товарищ майор» – «Товарищ гвардии майор». Патруль ушел. Майор снова стал глядеть на воду… Еще можно успеть. Кожа горела от муравьиного бега секунд.
