– А где Бобка? – не выдержал Шурка.
– Идет к Тане.
– А Таня?
Майор приподнял и опустил погон.
– Опять, скажете, не знаете?!
«Не верю», – не успел сказать Шурка, вскинул глаза – вверху проплывал циферблат. Смутно белел диск.
– Опять скажу: она туда еще не пришла, – ответил Майор.
Стрелки смыкались, как лезвия ножниц, отрезая еще один день: щелк. Почти, но не совсем. Было без одной минуты двенадцать.
– А… – «мы успеем?», не успел спросить Шурка. Все повалились направо, стукнулись плечами, выпрямились. Ложкин втопил педаль, машина заревела – и понеслась, качая конусы света впереди себя, по Невскому проспекту. Отбрасывая назад дома, ограды, дома, фанерные щиты с изображениями домов, разбитых бомбами, ограды, дома, мосты, дома, дома.
Глава 11
Проснулся Шурка от того, что стекло с размаху треснуло его по лбу, откинуло, так что перекувыркнулся желудок. Опять подпрыгнули за окном сосны, темя боднуло потолок, ноги на миг потеряли опору. Машина билась, как норовистый конь.
– Ложкин… – подскочил на своем сиденье Майор. – Не дрова везешь! – и их опять подкинуло так, что зубы лязгнули. Шурка почувствовал вкус крови: прикусил себе язык.
– Дорога – зверь, – извиняющимся тоном вставил между ухабами Ложкин. – Скорость не набрать.
Прыгающий за окном пейзаж был пригородным: гигантские гранитные валуны, на которые карабкались трава, мох, деревца, объятые осенним пламенем – рыжим, багряным, желтым. Шурка загляделся на пухлый мох, на лес. На мощные прямые сосны, которым все равно было: зима, лето или осень. Здесь Бобка? Или уже ушел так далеко вперед, что… «А мы еле тащимся», – беспокойство грызло в желудке. Потом Шурка понял: это не беспокойство – это голод. Оживленно и фальшиво, как на экскурсии, трещала Елена Петровна:
– Миллионы лет назад эти камни придвинул сюда лед.
«Спросить его о еде?» – подумал Майору в спину Шурка. Но тот сделал вид, что не слышит.
– Вообразите нашу планету миллионы лет назад! Когда великое оледенение…
– Вы были здесь миллион лет назад? – холодно и быстро осведомился Майор.
– Педагог общего профиля обязан знать все. Преподавание в младших и средних классах современной…
Все одновременно треснулись о потолок, машина ухнула с ухаба. Ложкин рванул рычаг – убрал скорость до самой малой. Елена Петровна смотрела в окно, рот закрыть забыла. Сара уставилась в пол.
– Так что преподавание в младших классах? – поддел Майор. Без ответа.
Ложкин вскинул ладонь к виску, отдавая честь. Держал ладонь у виска и Майор.
Шурка глядел во все глаза. Машина теперь еле плелась. По обе стороны ее обтекали люди. Солдаты. «Наши». Они едва держали строй. Отступали вне сомнений. На грязных усталых лицах застыло ошеломленное выражение. Другие от изнеможения потеряли даже и способность удивляться: глаза их были пусты. «Или увидели такое… – больше не чувствуют ничего». Шурка обернулся: лица, лица, лица… Шурка встрепенулся. Такого не спутаешь. Длинный нос, длинные толстые губы, маленькие глазки, оттопыренные уши – лось, только рогов не хватает. Это был Танин знакомый с дурацким именем Лютик. Руки-грабли висели на винтовке, как неживые. Шурка вытаращился. Но теперь видна была только тощая спина, на которой висел пустой солдатский мешок да маячили оттопыренные уши, а потом фигуру заслонили другие. Шурка откинулся на кожаную спинку. «Чушь. Ошибка». Вряд ли. «Ерунда. Быть такого не может! И даже шрама не осталось?» В последний раз, когда Шурка его видел, у Лютика не было половины лица. «Конечно, не может, – успокоил себя Шурка. – Потому что это не он. Просто я о нем недавно думал. Вспоминал. Вот он мне и почудился». Он глянул на соседок. Сара прилежно глазела в пол. Голова ее качалась, как у фарфоровой кисы. Елена Петровна тянула шею к окну, лицо ее подергивалось из стороны в сторону, взгляд настойчиво прыгал, но не попадал ни в чей. Солдаты всё брели, брели. «Солдаты на нас не смотрят», – сквознячком потянула мысль, Шурке стало неуютно.
Елена Петровна решительно постучала костяшками пальцев Майору по спине.
– Товарищ! Товарищ!
«Ой зря, – подумал Шурка. Не любит он такое». Не ошибся. Майор брезгливо передернул плечами. Провел перчаткой там, где она коснулась. Нехотя показал хмурый профиль. Мол, ну?
– Разъясните мне такой момент.
– Военная тайна, – вякнул Ложкин.
Лица всё плыли и плыли мимо, по обе стороны, во всех окнах. Шурке стало не по себе. Захотелось сделать, как Сара: уставиться в пол.
Только Елене Петровне было все нипочем.
– А я, товарищ, обращаюсь не к вам, а к старшему по званию.
– О, Ложкин, – весело поднял палец Майор. Ему замечание понравилось. – Понял? Вот это правильно, товарищ учитель. Дисциплина и субординация. Нет. Субординация – и дисциплина.
Он обернулся к Елене Петровне – теперь уже дружелюбно:
– Да, товарищ? Что вас интересует?
– По последним сводкам Информбюро, линия фронта давно отодвинута от Ленинграда.
– Верно.
– Наши войска давно откинули врага за…
– Верно! – не дал ей договорить Майор. – Совершенно верно! Давно. А это, – он махнул рукой на окна, за окна, дальше, – всегда.
«Значит, это был он», – понял Шурка. Все-таки Лютик.
Елена Петровна сдвинула брови:
– Вы увиливаете от ответа.
Брови Майора подпрыгнули к фуражке:
– Я? Никогда! На какой вопрос?
– На мой вопрос.
– Вы же ничего не спросили.
– Я спросила…
– Ложкин, она спросила?
Ложкин крутил руль.
– Нет.
Елена Петровна покраснела.
«Да, это ей не шкетов в кабинете директора цукать», – подумал Шурка. Стало приятно.
– Ну-ну, краснеть нечего, – продолжал терзать ее Майор. – Не смущайтесь. Задавать вопросы не стыдно. Стыдно – не знать, не учиться. Учиться, учиться и учиться, писал Ленин. Ложкин, он так писал?
– Так точно, товарищ майор. Я сам видел.
Елена Петровна пыхнула.
– Вы, товарищ, мне провокацию предлагаете.
– Я всего лишь предложил задать вопрос.
Шурка слышал, что Майор начал терять терпение.
– Как же задать вопрос, если это военная тайна?
– Ай-яй-яй, – вдруг расстроился Майор. – Кто это вам так кофточку порвал? Провокация?
Елена Петровна скосилась на прорехи. Отвлеклась. Воспоминание не было приятным… Но спохватилась:
– Вы опять увиливаете от ответа!
