40
– Обещаю – ничего чрезмерного, – заявила Пиппа, когда я стала воротить нос от ее идеи с предродовой вечеринкой. – Только друзья, несколько воздушных шариков и много-много просекко.
Округлив глаза, я указала на свой гигантский живот.
– Ах да. – Казалось, она только сейчас осознала всю затруднительность моего положения. – Всего несколько друзей. Роль воздушного шара исполняешь ты. А просекко выпью я!
Две недели спустя они с Себом объявились на пороге нашей квартиры – с целой башней розовых кексов и шестифутовой длины транспарантом «Будущей мамочке». За ними последовали остальные участницы этого своеобразного девичника – за исключением Памми, которую не пригласили.
– Тебе не кажется, что это безумие – бабушка твоего ребенка не придет, зато притащится баба, которая спала с твоим молодым человеком? – заметила Пиппа за несколько дней до вечеринки. – В общем, нарочно не придумаешь.
Мне пришлось с ней согласиться: раньше я и помыслить не могла, что Шарлотта вернется в мою жизнь. Но теперь все изменилось. У меня будет ребенок, и что-то во мне хочет поделиться с ней этой радостью.
– Привет, как себя чувствуешь? – спросила она, входя в квартиру с кучей всяких розовых штучек. Она притянула меня к себе и долго держала в объятиях, словно вообще не хотела отпускать.
– Чувствую себя ужасно жирной! – засмеялась я.
– Жирной и восхитительно прекрасной, – добавил Себ, протискиваясь мимо нас внутрь.
Шипучее пили они, а мы с мамой чинно макали в чай печеньица с ванильным кремом.
– Я больше никогда не буду пить, – заявила она, когда Пиппа предложила налить ей просекко. – После того нашего девичника – ни за что.
Мы все расхохотались, вспомнив, как после наших посиделок в BJ’s мама выплыла из своей спальни в одиннадцать утра, жалобно вопрошая, почему мы ее не разбудили, а затем интересуясь, есть ли у нас, из чего сделать бутерброд с грудинкой. «О боже, что подумает Джеральд?» – бормотала она, отправляясь на поиски чего-нибудь вкусненького в незнакомую кухню.
– Выходит, ты не получала никаких вестей от Памми с тех пор, как сказала ей про беременность? – тихо спросила мама, пока все остальные играли в «Угадай вес младенца».
Я покачала головой:
– Она несколько раз мне звонила. И оставляла голосовые сообщения – просила ей перезвонить. Но если не считать этого…
– И ты не стала? – спросила она. – Я имею в виду – перезванивать ей.
– Нет. Мне просто нечего ей сказать, – ответила я.
Мама кивнула, соглашаясь. Я уже рассказала ей о нашем столкновении в кофейне – правда, опустив все, что касалось Джеймса. Мне не хотелось, чтобы она плохо обо мне подумала, а как бы я объяснила ей историю с Джеймсом, не идя на этот риск? Себ и Пиппа все знали и всячески внушали мне, что я ничего дурного не сделала, но мне по-прежнему было стыдно от одной мысли об этих встречах.
Мы мирно смотрели «Чего ждать, когда ждешь ребенка», уютно укутавшись в одеяла, когда я услышала, как оглушительно хлопнула дверь подъезда. При звуке тяжелых шагов на лестнице у меня екнуло сердце. По этим первым шагам я всегда могла предположить, насколько пьяным явится Адам. И я редко ошибалась.
– Эй, эй, эй! Сейчас по W1 как раз идет Общее собрание
[14], – провозгласил он во всеуслышание. Я уловила нехороший блеск в его глазах, когда он оглядел гостиную и взгляд его остановился на Себе. Я видела, как он едва заметно поджал губы, выражая неудовольствие и легкое отвращение.
– Ну как, приятно проводите время, милые дамы? – осведомился он, подчеркнув слово «дамы».
Все пробормотали приветствия, быстро сменившиеся всевозможными «уже пора?» и «мне надо идти».
Я заметила, как ощетинился Себ, и послала ему предостерегающий взгляд, а вдогонку еще и покачала головой.
– Адам, можно тебя на секунду? – Я оторвалась от дивана – не без помощи дополнительного толчка со стороны Пиппы.
– Ты как, в порядке? – тихо спросил он.
Я кивнула и прошла в нашу спальню, не говоря ни слова. Адам послушно следовал за мной.
– Что с тобой такое? – спросила я ровным и спокойным голосом.
– Что со мной такое? – отозвался он, негромко фыркнув. – Это ты наводнила нашу гостиную своими… золотыми девочками
[15]. И я вижу, что он опять тут.
– Говори тише.
– Это мой дом, и я буду говорить в нем так громко, как пожелаю.
– Ну хватит. Это мальчишество.
– И когда это мы договаривались о том, что объявим пол ребенка? – не унимался он. Видно, он был не настолько пьян, чтобы не заметить розовые приношения, украшающие нашу гостиную. – Я даже матери еще не сказал, а ты уже вовсю трубишь об этом. Хотя, если бы моя мать была приглашена на твое дурацкое чаепитие, она бы, вероятно, узнала вместе со всеми остальными. Скорее всего.
Он посмотрел на меня с самым настоящим презрением, и я повернулась, чтобы выйти.
– Я не собираюсь играть с тобой в эти глупые игры, Адам, – устало проговорила я. – Твоей матери здесь нет, потому что я не желаю ее тут видеть. А пол нашего ребенка никогда не был такой уж тайной. Вероятно, если бы мы ждали мальчика, тебе бы сильнее хотелось поделиться этой новостью.
Я вспомнила, как мы пару месяцев назад ходили на УЗИ (я была беременна уже двадцать недель – обычно его и делают в это время). И как на лице у Адама отразилось разочарование, когда узистка объявила: она готова побиться об заклад, что у нас будет девочка.
– А вы часто ошибаетесь? – спросил он, хохотнув.
– Очень стараюсь этого не делать, – ответила она.
– Но какова статистика? – настаивал Адам.
– Если уж давать количественную оценку, я бы сказала – один раз из двадцати. Примерно так.
Он самодовольно поглядел на меня, но тут она добавила:
– Хотя в данном случае я почти уверена, что вы можете начинать вязать розовые пинетки. – И я увидела, как у него снова поникли плечи.
Теперь он, расхаживая по спальне и бешено жестикулируя, заявил:
– Я просто думаю, что тебе стоило бы немного считаться со мной и моими чувствами… во всем этом.
– Ради всего святого, Адам, ты сам ведешь себя как ребенок. – И я вышла.
Навстречу мне шел Себ, и лицо у него было мрачнее тучи.
– С твоего позволения, – произнес он, проходя мимо.
– Себ, прошу тебя. – Я хотела схватить его за руку. Но вместо того чтобы спуститься по лестнице и выйти из квартиры, он прошел прямо в нашу с Адамом спальню.
