Прикусив губу, Руфь снова оглядывается.
– Боб не может запретить вам говорить о Джилл, – говорю я, понимая, что это не правда. – Почему он меня выгнал?
– Мне не следовало выходить, – Руфь качает головой и направляется к пабу. Чуть помедлив, она оглядывается: – Это не моя вина, я не знала, не догадывалась… – ее глаза наполняются слезами.
– Конечно, вы не могли знать, – подхватываю я, заметив, что Руфь ищет моего взгляда, и понимаю – она считает, что обязана была догадаться. – Вы не можете винить себя в ее болезни – есть вещи, на которые мы не можем повлиять.
Руфь снова качает головой, приоткрывая рот, будто готова сказать что-то, что помогло бы избавиться ей от тяжкого груза на душе. Однако она произносит:
– Ты не сможешь понять.
Глава 13
Открыв дверь в кафе, я испытываю облегчение при виде приветливого, улыбающегося личика Мэг. Я снова заказываю горячий шоколад, на этот раз со взбитыми сливками и утешающим количеством зефирок сверху.
– Вы совсем замерзли. Я и не думала, что так похолодало, – говорит она, разглядывая мое пальто из плотной ткани.
– Немного замерзла, – соглашаюсь я, хотя вовсе не холод заставляет меня дрожать. Меня трясет от встречи с Тейлорами.
– По крайней мере, здесь сегодня больше людей, – продолжает Мэг, и я осматриваюсь. Посетители, рассевшись небольшими компаниями, тихо беседуют между собой. Тем не менее некая тревога по-прежнему висит в воздухе.
Выставив на стойку чашку с готовым шоколадом, Мэг присоединяет к ней тарелку с большим куском торта на ней.
– Это для вас. По-моему, вам не помешает подкрепиться.
– Выглядит потрясающе! Спасибо, – с признательностью говорю я, растроганная и согретая ее заботой. – Послушайте, а как вы обходитесь без мобильной связи?
– У нас есть вай-фай, – отзывается Мэг. – Можете воспользоваться, если хотите.
– Да, это было бы замечательно, – подхватываю я, и Мэг подает мне карточку. Достав телефон, я ввожу пароль.
– Мама сказала, что вы вчера заходили. Как она вам показалась? – спрашивает девушка.
– В полном порядке, – улыбаюсь я. – Было очень приятно увидеть ее.
Мэг со вздохом качает головой.
– Нет, с ней что-то не так, она совсем не в порядке. Я надеялась, что вы тоже заметите. – Она пожимает плечами, задумчиво продолжая резать морковку, которую только что нарезала.
Я хочу сказать Мэг, что она права, но в то же время не знаю, как это сможет помочь ей. Когда над дверью звякает колокольчик и входит новый посетитель, я пересаживаюсь в угол, чтобы наконец позвонить Бонни.
– Где тебя носит, черт побери?! – вместо приветствия орет сестра.
– Приятно слышать твой голос, – откликаюсь я. Бонни примет это за сарказм, но она даже не представляет, как я соскучилась по ней за полтора дня.
– Я столько раз пыталась дозвониться до тебя, даже зашла к тебе домой! Где ты?
– Я уехала на несколько дней.
В трубке повисает пауза, а затем сестра беспокойно выпаливает:
– О Боже, только не это… Ты же не туда поехала? Скажи мне, что нет!
– Я на Эвергрине, – понизив голос и поглядывая по сторонам, отвечаю я. – Всего на три дня. Я вернусь уже в пятницу.
– Зачем, Стелла? – Бонни плачет.
– Мне пришлось это сделать.
– Ты просто не смогла остаться в стороне?
– Нет, не смогла.
– И что ты рассчитываешь найти?
– Я хочу узнать, что произошло.
– Почему не из новостей, как все нормальные люди?
– Я имею в виду не это, – произношу я совсем тихо, прикрывая рукой телефон, – Бонни, я хочу разобраться, почему мы уехали с острова.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что это наши родители зарыли чертов труп? Вот в чем дело? Ты думаешь, что мы уехали, потому что они кого-то убили и закопали в саду?
– Конечно, нет, Бонни! Но… просто наш отъезд все изменил. И все разрушил.
– И тебе надо обязательно выяснить почему?
– А разве не надо?
На самом деле я понятия не имею, хочу я этого или нет. Двадцать пять лет я убеждала себя, что доверяю родителям, что жизнь на Эвергрине была именно такой, какой я ее всегда считала. Однако я знаю, что у родителей были свои тайны.
– Нет. Мне не надо, – цедит Бонни сквозь зубы. – Мне не понять, какое это имеет значение. Беда в том, что вы, психологи, считаете, что нужно хорошо покопаться в прошлом, чтобы изменить будущее. Хотя на самом деле исправить ничего нельзя. Но ты можешь продолжать в том же духе.
Я вздыхаю и даже не пытаюсь возражать.
– Я узнала, что Джилл умерла.
– Что-о? – кричит Бонни. – Что случилось?
Я рассказываю ей то немногое, что мне известно.
– Это ужасно!
– Мама знала об этом, Энни ей рассказала. Почему она скрыла это от меня?
– Меня это не удивляет – мама не все нам рассказывала. Помнишь кролика, которого ты нашла, когда тебе было восемь лет? Ты так просила его оставить! Дэнни обещал сделать для него вольер.
– Помню. Кролик убежал.
– Нет. Отец сказал, что кролик опасно болен, и мама велела ему избавиться от зверька. Больше мы кролика не видели.
Я вспоминаю, как мама, сидя передо мной на корточках, смотрела мне прямо в глаза и убеждала, что дикие кролики любят жить на свободе. Я отрицательно качаю головой:
– Это не одно и то же. Детей иногда обманывают, чтобы они не расстраивались.
– Я имела в виду, что мать, когда хотела, могла о многом умалчивать.
– Но речь не о кролике, а о смерти моей лучшей подруги!
– Я согласна с тобой, – соглашается Бонни. – Конечно, она должна была тебе сказать.
– Это так несправедливо, – я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю. – Я не виделась с ней четверть века, а ощущение, будто я только что потеряла близкого человека.
– Джилл была тебе хорошей подругой.
– Она была лучшей, – говорю я. От слез щиплет глаза, и я быстро провожу по ним ладонью. – Говорят, у нее была сердечная недостаточность, но это кажется мне странным.
– Почему?
– Разве в таком возрасте может внезапно развиться сердечная недостаточность?
– Конечно, может! Это может произойти в любом возрасте.
– Понимаешь, Руфь так странно себя вела, словно за всем этим кроется нечто большее. И реакция на мои слова о маминой смерти была странной. Ведь они с ней всегда ладили, правда?
– Насколько я помню, да. А что?
