Я хотела помогать людям разговориться, потому что на молчании наша семья и споткнулась, но я не собиралась выкладывать это психотерапевту. Вместо этого я вкратце рассказала, как сложилась наша жизнь после отъезда с острова, упомянув лишь голые факты.
От воспоминаний о нескольких консультациях, которые мне пришлось вытерпеть, меня отвлекают первые увесистые капли дождя. Приходится зайти в первый же магазин, чтобы не промокнуть: видимо, зонтик остался в офисе. Бродя вдоль винных стеллажей маленького универмага в ожидании, когда стихнет дождь, я выбираю белое «Совиньон» за семь фунтов.
Придя домой, я наливаю себе бокал и сажусь у окна, наблюдая, как частые капли усеивают стекло. Несмотря на то, что у меня мало дел на выходные и я, строго говоря, работаю не пять дней подряд, на душе все равно ощущение пятницы. Я с удовольствием думаю, как сейчас допью «Совиньон» и приготовлю карри, а потом поднимусь к Марко, который живет этажом выше, и мы выпьем с ним еще по бокалу. Так я и делаю, при этом не поддавшись на уговоры пойти с ним в клуб.
К себе я возвращаюсь только в десять, но спать еще не хочется, поэтому, устроившись на диване, я укутываюсь в плед и включаю телевизор, рассеянно листая журнал.
Начинаются новости, и я поднимаю взгляд на экран: девушка-репортер стоит перед неким домом, держа большой зонт, – ветер яростно треплет ее волосы, собранные в «конский хвост». Я смотрю на бегущую строку и снова на девушку. Сперва я не замечаю ничего особенного и уже собираюсь вернуться к журналу, когда кое-что в кадре привлекает мое внимание.
У камеры необычный ракурс, но в верхнем углу экрана отчетливо видно характерное окно – круглое, с матовым стеклом. Не веря своим глазам, я подаюсь вперед, хватаю пульт и прибавляю громкость, чтобы сквозь бешеный стук в висках расслышать, что говорит журналистка.
Странно, как я сразу не узнала наш дом, навсегда отпечатавшийся в моей памяти до мельчайших деталей. Мне достаточно только подумать о нем, и я смогла бы нарисовать его во всех подробностях с разрешением в тысячу пикселей. Впрочем, дом уже не совсем похож на себя.
Внешние подоконники выкрашены в насыщенный бирюзовый цвет, а когда камера поворачивается, я разглядываю белые, в колониальном стиле, карнизы под сточными желобами и пристроенную спереди оранжерею. Дом сильно изменился, однако это, несомненно, он: белый штакетник слева ставил отец, чтобы отделить двор от тянувшейся с краю общей тропы. Справа по-прежнему шумят высокие сосны.
Сквозь шум в ушах я сосредотачиваюсь на словах журналистки.
– Судя по всему, жители острова напуганы произошедшим.
Я перевожу взгляд на бегущую строку, едва успев прочесть: «…острове вчера ночью». Далее следуют новости о Сирии, но уже очень скоро телерепортеры вновь возвращаются к сенсации на острове.
– Значит, других подробностей полиция пока не сообщает? – спрашивает диктор в студии. На экране появляется наш сад и белый полицейский тент, аккуратно уместившийся как раз между домом и деревьями, отделявшими наш участок от опушки леса.
– Пока нет, но эксперты работают с раннего утра, – отзывается корреспондент.
В бегущей строке идет повтор: «Тело найдено на острове вчера ночью». Я до хруста стискиваю руки, желая, чтобы кровь поднялась к неприятно немеющим предплечьям.
На острове нашли тело. Хотя корреспондент не сообщила прямо, я поняла, что останки были зарыты в саду за нашим домом.
Глава 2
С болезненным любопытством я ловлю все новые обрывки новостей: нынешние хозяева задумали сделать пристройку к дому и копнули, получается, глубже, чем ожидали. Накануне вечером один из строителей заметил в земле кости, оказавшиеся человеческой рукой, а рядом, соответственно, лежало остальное.
Журналистка сообщает, что событие ошеломило как строителей, так и владельцев дома. Зайдя за белую палатку полицейских экспертов, она показывает точное место, где были найдены останки. В потрясении уставившись на экран, я подмечаю каждую мелочь, невольно комкая свой мягкий джемпер. Любому, кто не знает остров, может показаться, что яма буквально у нас за домом, но я, уроженка Эвергрина, отлично вижу, что тело зарыли за садом, где уже начинается лес.
Дело в том, что на Эвергрине у большинства домов нет заборов, отделяющих частную территорию от общей. Там, где жили мы, – в Квей-хаусе, «Доме у причала», построенном в двух шагах от пристани, – папа в конце концов поставил штакетник с той стороны, где непосредственно под окнами проходила общая тропа. А с трех остальных сторон мы ориентировались по деревьям, потому что границы на острове – понятие условное. Неискушенный зритель решил бы, что тело было зарыто в саду, и именно так это пытаются преподнести телевизионщики.
Я не могу оторвать глаз от экрана, потому что сегодня я вижу наш дом впервые с той ночи, когда мы в спешке уехали с острова.
Нашарив телефон, я дрожащими пальцами набираю номер Бонни и подношу трубку к уху. Сестра отвечает за секунду до того, как у нее включается автоответчик:
– Да!
– Новости видела?
– Нет, мы уже ложимся. Люк приболел, и…
– Включи телевизор, – перебиваю я. – Би-би-си.
– Ладно, ладно, дай мне минутку, – бурчит сестра.
Я представляю, как она идет в кухню и включает маленький плоский телевизор, висящий на стене над стойками.
– Боже мой! – ахает она. – Это что, наш дом?
– На острове нашли тело, – произношу я. – Прямо за нашим садом.
Бонни молчит.
– Почти что в саду, – отзывается она наконец.
– Неправда, приглядись, там уже опушка леса!
– Черт побери… Кого же там зарыли?
– Они не сказали. Почти никаких подробностей.
Слышно, как Бонни втягивает воздух сквозь зубы.
– Даже не сообщили, мужчина это или женщина, хотя уже наверняка установили, раз криминалисты возятся с утра.
– Ну, на острове-то знают, кто это, – говорит сестра. – Боже мой, – добавляет она с коротким смешком, – представляешь, что там сейчас начнется? Налетят, как стервятники!
– Должно быть, это для них ужасно, Бонни.
– Да на этом острове задницу не почешешь без того, чтобы сразу все не узнали! Когда у меня началась менструация, все мальчишки знали об этом через двадцать четыре часа!
Бонни права. Я не могла и ногой поболтать над обрывом без того, чтобы мама не узнала об этом прежде, чем я успевала вернуться домой. Дэнни не мог свалиться с дерева, где он прятался, чтобы на острове не начали шептаться. Впрочем, к Дэнни всегда проявляли повышенный интерес.
– Это сделал кто-то из местных, – вдруг заключает Бонни, увлеченная происходящим, точно мы наблюдали какой-то спектакль.
– Еще неизвестно.
– Да брось ты. Кто станет туда приезжать и закапывать труп?
