– Ты еще в Бирмингеме? – кричит Бонни с коротким смешком.
– Да, и не перебивай меня, пожалуйста.
Сестра снова вешает трубку, и я какое-то время смотрю на свой телефон, прежде чем швырнуть его на кровать.
Через пять минут Бонни снова звонит.
– Я не хочу, чтобы ты с ней встречалась, – умоляющим тоном говорит она.
– Бон, ты плачешь? Чего ты боишься?
– Я ничего не боюсь! Я хочу, чтобы ты приехала домой.
Я только вздыхаю.
– Ты приедешь?
– Бонни, я знаю, что тебе не нравится все, что происходит, но ты должна позволить мне действовать так, как я сочту нужным. Бонни? – Я смотрю на телефон и вижу, что сестра в третий раз обрывает звонок.
Когда она не перезванивает, я спускаюсь в ресторан, чтобы заказать себе гамбургер. Нет смысла начинать этот разговор снова и снова, но в десять, уже ложась спать, я решаю все же попробовать. Ее телефон сразу переключается в режим автоответчика, и я не оставляю сообщения.
Через полчаса я уже почти засыпаю, когда громкий стук в дверь заставляет меня подскочить в кровати.
– Кто там? – громко спрашиваю я, откидывая одеяло.
– Я.
– Бонни?! – Я поспешно открываю дверь, и сестра, вваливаясь в номер, проносится мимо меня. – Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, когда она поворачивается ко мне. Я включаю лампу, заполняющую комнату светом, и вижу, что Бонни едва стоит на ногах. Шатаясь, она неуклюже плюхается на кровать позади нее.
– Скажи мне, что ты не пила!
– Один бокальчик.
– Бонни, не ври, – вздыхаю я.
– Это не ложь, я выпила только один! – По крайней мере, она выглядит виноватой, пряча от меня глаза и теребя край одеяла.
– Даже один… – Я качаю головой. – И в таком состоянии ты садишься за руль? Зачем?
– Тебя не было рядом, – огрызается Бонни, – а я не могла…
– Ты даже не поговорила со мной, – упрекаю ее я, садясь на кровать. – Ты ведь обещала, что поговоришь, если до этого дойдет!
– Ты не должна так расстраиваться из-за меня, – произносит сестра. – Я могу нести этот груз за нас двоих.
Я отрицательно качаю головой.
– Я так зла на тебя! После всего, что…
– Даже не спросишь, почему я выпила? – говорит Бонни, и ее глаза наполняются слезами. – Не хочешь узнать, зачем мне понадобился бокал вина?
– Зачем?
Слезы катятся по щекам Бонни, и она опускает голову, не вытирая их с лица.
– Я так старалась, – шепчет она. – Я не хотела этого делать. Но тебя не было рядом, Стелла.
– Я постоянно на связи.
– Я не об этом. Тебя нет в том смысле, что я хочу одного, а ты – чего-то совершенно другого, и я уже не могу с этим справиться, – ее пальцы по-прежнему теребят одеяло.
– С чем ты не можешь справиться?
– Со всем этим. С прошлым, – она откидывает голову и смотрит в потолок, не заботясь о том, что слезы скатываются с ее подбородка. – Мне было семнадцать, когда я впервые попробовала вино, – спустя три месяца после нашего отъезда с острова. За вечер я выпила больше, чем могла себе представить, но это было в первый раз, когда я перестала думать. Голос в голове заткнулся, – печально усмехается она, постучав себя по виску. – И это было приятное чувство – не думать, понимаешь?
Я беру ее за руку.
– Мама с папой ничего не заметили, занятые собственными проблемами. Я притворилась, что мне все равно, но мне было больно, – говорит она, и ее голос становится все тише.
– Бонни, – говорю я.
– По-моему, они всегда ожидали, что я их разочарую. Клянусь, в детстве со мной никогда не происходило ничего плохого, однако они таскали меня на эти чертовы психологические сеансы! Ты можешь объяснить, почему они решили, что психолог должен наблюдать за мной, а не за Дэнни?
– Не знаю, – отвечаю я. – Я была слишком маленькая.
– Они не любили меня с рождения!
– Бон, это неправда. Мама с папой тебя любили, и ты это знаешь.
Она смеется:
– Они будто не знали, что со мной делать. Наверно, заметили что-то неправильное, но я понятия не имею что! – Сестра выпрямляется и проводит ладонью по щекам. – Я выпила сегодня, потому что я не могу, не могу смириться с тем, что меня снова окунают в это дерьмо! Я давно сделала выбор забыть обо всем, но теперь это снова всплывает на поверхность. – Бонни отодвигается, и мне ничего не остается, как выпустить ее руку. Глубоко вздыхая, она спрашивает: – Что ее мать рассказала тебе о Скарлет?
– Ничего, – признаюсь я. – Назвала только имя. Слушай, мы встречались с ней в районе Болсолл-Хит. Откуда я могу знать это место?
– Там работала бабушка, – отзывается Бонни.
– В самом деле? – В семидесятые годы бабушка Джой была социальным работником и занималась семьями, жившими в трущобах. – Папа говорил, что из-за бабушки они и перебрались на остров. Ты что-нибудь знаешь об этом?
Бонни смотрит на меня и ошарашенно качает головой.
– Наверно, он опять напутал, – вздыхаю я.
– На днях я читала одну статью, – внезапно начинает Бонни. – О матерях, которые признаются, что у них есть любимчики среди детей. Чаще всего это младшие дети, – сестра выжидательно смотрит на меня. – В то время как у бабушек и дедушек, наоборот, – старшие внуки. Может, проживи бабушка Джой подольше, я бы стала ее любимицей? Что-то сомневаюсь…
Оставляя ее вопрос без внимания, я спрашиваю:
– Айона не упоминала при тебе имени Скарлет?
Бонни смотрит на мои губы, и я живо представляю, как мысли проносятся в ее голове, пока она решает, какую из них озвучить. Ее пальцы постукивают по колену.
– Пожалуйста, скажи правду, – прошу я. – Это причина, по которой вы поссорились? Я не верю, что ты не помнишь. Она говорила тебе, кто такая Скарлет?
– Мы поссорились потому, что она лгала, – наконец произносит Бонни. Ее пальцы уже расслаблены, однако руки по-прежнему дрожат, и Бонни крепко сжимает их на коленях.
– Это не может быть ложью, потому что ее мать подтвердила, что у Айоны была сестра.
– Айона сказала, что это я.
Мое сердце как будто замирает. Воздух вокруг меня застывает, мы едва переводим дыхание, и я уже сейчас знаю, что этих мгновений мне не забыть никогда.
Глава 25
– Айона сказала мне, что я ее сестра, которую забрали еще младенцем, – продолжает Бонни.
– Что значит – забрали? Мама с папой тебя похитили?
Мое сердце вернулось к жизни и уже колотится бешеным галопом. Я вскакиваю с кровати и шагаю по комнате взад и вперед.
