– Она сказала, что меня забрали… – Бонни сглатывает, будто слова застревают в горле, и я понимаю, как трудно ей дается это признание, – …чтобы дать мне лучшую жизнь. А Айону оставили.
Я недоверчиво качаю головой.
– Это просто смешно! Бон, я надеюсь, ты понимаешь, что это похоже на выдумку! – Присев перед сестрой, я беру ее стиснутые руки в свои и тихонько разжимаю. Ее пальцы кажутся мне ледяными. – Ты ведь этому не веришь, правда?
– Я не хотела спрашивать маму, но однажды не выдержала. И она ответила, что это неправда.
– Ну, конечно!
– А что она скажет? «О да, именно так все и произошло»? – Бонни смотрит на меня с вызовом, при этом сидя на кровати обмякнув и ссутулившись.
– Но ты же понимаешь, что в этом нет никакого смысла!
– Мама убедила меня, что Айона выдумала это из зависти. Сперва я даже поверила: ты же знаешь, она вечно восторгалась нашим домом, будто мы жили во дворце.
Я скептически смотрю на Бонни, и сестра взрывается:
– Она вечно закатывала глаза, просто тебя при этом не было!
– Я не утверждаю, что этого не было, – отзываюсь я, хотя мне казалось, что все происходило наоборот. – А что сказал папа?
– Папа… – Вспоминая, Бонни смотрит куда-то мимо меня. – Папа держался отстраненно. Он совсем не говорил об этом. В то время как мама сходила с ума от того, что Айона сказала такое, отец, казалось, больше беспокоился об Айоне.
Я вскакиваю и снова принимаюсь шагать по комнате.
– Да что с тобой такое? – не выдерживает сестра. – Может, ты прекратишь скакать?!
– Бон, мне кажется, у папы был с ней роман.
– Что-о-о? – Бонни заливается смехом. – Это самое нелепое, что я когда-либо слышала!
– Я видела их вместе. После того, как Айона якобы уехала с острова. – Я поворачиваюсь к сестре: – Значит, папа солгал, сказав, что не привозил ее обратно и не виделся с ней больше.
– И что они делали? – нерешительно спрашивает она.
– Целовались.
– Нет! Вот это уж точно нет! – Бонни фыркает, но смотрит на меня так, словно уже не уверена. – Это совершенно невероятно!
– Она тебе ничего не говорила?
– Что встречается с моим отцом?! – Бонни усмехается, однако заметно бледнеет. – Нет, конечно, – бормочет она. – Но я знала, что она с кем-то встречается. Просто она не признавалась с кем.
– Папа сказал вчера, что между ним и Айоной ничего не было. Очень убедительно сказал. Только, понимаешь… – Я невольно вздрагиваю. – Бонни, я видела их на том самом месте, где Дэнни, по его словам, убил Айону.
– Господи! – Бонни начинает плакать. – Когда же это закончится! Хватит, Стелла! – Она роняет голову на руки, обхватив ими затылок. – Перестань об этом говорить! Лучше бы я не приезжала.
Я снова сажусь на кровать рядом с ней, и мы какое-то время молчим.
– Я долго спрашивала себя, – шепчет наконец Бонни, – правда ли то, что сказала Айона. Но потом я решила, что не желаю этого знать. Я просто не могу, не в состоянии даже думать об этом, – она умоляюще смотрит на меня. Бонни нужно, чтобы я прекратила поиски, потому что она хочет, чтобы все оставалось на своих местах.
Она не похожа на меня. Или на мою клиентку, которая призналась, что умоляла бы мужа сказать ей правду, чем бы это ни закончилось. Я ошибочно считала, что каждый поступит так же. Однако моей сестре легче принять то, что меньше всего ей навредит.
Я делаю взмах рукой.
– Вероятно, Айона ошиблась – родители никогда бы не стали похищать ребенка, – говорю я, хотя мое колотящееся сердце подсказывает мне, что я больше не знаю, кому доверять.
– Я все равно не хочу знать, Стелла, – напоминает Бонни. Она оглядывается на кровать. – Я переночую здесь, а утром мы обе вернемся в Винчестер.
– Хорошо.
– Обещай мне!
– Обязательно.
– Я хочу, чтобы ты пообещала.
– Обещаю.
– Печально, да? – говорю я, когда мы лежим в постели. Мы впервые ночевали вместе после ухода Дэнни – в тот вечер я появилась у сестры на пороге. Только сегодня мои руки обнимают Бонни. – Жаль, что мы никогда не делились друг с другом секретами, которые так долго нас мучили.
Бонни кивает, но ничего не отвечает.
– Может, будь мы честнее, все могло быть по-другому? – добавляю я.
– Если бы родители были честнее, меня бы здесь наверняка и не было, – бурчит Бонни. – Получается, для Айоны я была пустым местом?
Я крепче прижимаю ее к себе.
– Как же так получилось, что Айона осталась твоей подругой после того, что она сказала? – спрашиваю я и чувствую, как сестра напрягается в моих объятиях.
Я не надеюсь, что она ответит, однако после долгой паузы она произносит:
– У меня не было других.
Я закрываю глаза, зарывшись лицом в волосы Бонни, и еще крепче прижимаю ее к себе. Моя душа разрывается на части.
– Ты отдала ей свой браслет дружбы? – Бонни кивает. – Она все еще носила его в день смерти, Бон. Видимо, ты действительно что-то значила для нее.
Я знаю, утром Бонни снова примется убеждать меня уехать. Теперь я понимаю, почему мысль о том, что правда выйдет наружу, невыносима для нее.
Мне придется перейти эту черту, но сейчас, лежа рядом с сестрой, я спрашиваю себя, могу ли я прекратить поиски, поставив свою любовь к Бонни выше всего.
Вопрос не занимает меня слишком долго.
Теперь я уже не могу отступить.
Глава 26
Мне снова снится остров. Сон наполнен искаженными образами: люди, которых я знаю, заветная поляна и больше всего – мама, и я просыпаюсь, дрожа, но вся в поту.
Во сне мама снимала маску за маской, всякий раз открывая новое, однако не свое лицо. Проснувшись, я долго не могу выбросить сон из головы. Если и существовал в мире человек, которому я могла доверять, так это мама. Она была моим талисманом.
А теперь ты мне скажешь правду, мама?
Не так давно я бы с уверенностью ответила, что конечно скажет. А сейчас я лежу рядом с Бонни, пытаясь анализировать мамины поступки, и мне приходит в голову: вероятно, все, что она делала, – это пыталась защитить нас. Может, она считала, что правда слишком жестока для детских ушей?
Бонни тихо похрапывает. Я откидываю одеяло и свешиваю ноги с кровати. Возможно, я никогда не узнаю правды. У смерти есть свойство хранить тайны вечно.
В начале одиннадцатого Бонни уезжает, напомнив мне, чтобы я тоже возвращалась домой. Я отговариваюсь желанием осмотреть Ширли, и сестра с ворчанием смиряется. Дело в том, что я до сих пор колеблюсь.
