Не исключено, что ответы находятся всего в десяти минутах езды. С другой стороны, я приехала за информацией, которая сможет помочь Дэнни, а не для того, чтобы бросать тень на репутацию моей семьи. К тому же я дала сестре слово и хорошо знала, сколько вреда ей причиню, если нарушу обещание.
Я хожу по парковке, когда приходит сообщение от Фреи. Она напоминает мне, чтобы я немедленно позвонила ей, как только что-то выясню.
Я вздыхаю, ударяя носком ботинка по колесу моей машины.
Я разрываюсь между двух огней, но не стану отрицать, что все-таки склоняюсь к одному, зная, что в будущем желание знать правду перевесит остальное.
Вот почему час спустя я снова оказываюсь перед пабом в Болсолл-Хит. Придерживая сумку, я распахиваю тяжелую дверь, и мне в нос ударяет застоявшийся пивной запах. Вчерашний бармен, протирая салфеткой пивную кружку, удивленно смотрит на меня.
– Что вам предложить?
– Колу, пожалуйста, – отвечаю я, оглядывась. – Я надеялась застать здесь одну женщину, мы вчера не договорили. Ее зовут Эндж.
Бармен кивает, но ничего не отвечает.
– Я была со спутницей, мы сидели вон в том углу, – я указываю на столик с диваном у дальней стены. – Позже в паб зашел парень, и он, похоже, знал, где ее искать. И вы также сказали, что она бывает здесь почти каждый день.
Бармен отставляет кружку в сторону, положив салфетку на стойку, и немного наклоняется ко мне.
– Не знаю, зачем ты вернулась, милая, – на ищейку ты не похожа. Но послушай моего совета и держись от них обоих подальше. – Он выпрямляется и снова принимается натирать кружку до блеска. Кожу на его лице покрывают оспины, передних зубов недостает. Я не знаю, можно ли ему доверять, однако больше мне надеяться не на кого.
– Пожалуйста, – умоляю я. – Это очень важно.
– Она ушла неожиданно? Не похоже, что она собиралась продолжать разговор. Не хотел бы я знать, во что она опять вляпалась.
– Она ни во что не вляпалась.
– А я вот думаю иначе.
– Мне нужно только спросить ее о дочери, и все, клянусь!
Он открывает рот, но тут двойная дверь с грохотом распахивается, бармен отворачивается, однако я успеваю заметить, как его лицо бледнеет. Оглянувшись, я вижу вчерашнего парня с татуировками.
– Может, мне у него спросить? – громким шепотом интересуюсь я у бармена.
– Я бы не стал, – тихо бросает он через плечо. – Держись подальше от этого. Не хватало, чтобы он решил, что ты как-то связана с ней. Помалкивай и надейся, что он тебя не узнает. Как обычно? – спрашивает он, повернувшись к татуированному. Когда тот получает свою пинту и уходит в угол, я снова интересуюсь у бармена:
– Вы можете мне сказать, где она живет?
– Снимает комнату возле Лондон-роуд, но не могу сказать, где именно.
– Большое спасибо. – Я делаю еще глоток колы и оставляю на стойке пять фунтов, добавляя, чтобы сдачу он оставил себе. Бармен снова наклоняется ко мне:
– Я серьезно. Не связывайся с ней.
До Лондон-роуд я еду около пяти минут. По обе стороны улицы тянутся трехэтажные дома в викторианском стиле, некогда красочные и выразительные, а теперь превратившиеся в захудалые полупансионы и съемное жилье. Я останавливаюсь у края дороги, осматриваясь и не зная, с чего начать. Подойдя к дому, который выглядит наиболее ухоженным, я звоню в колокольчик на его двери. Ко мне выходит пожилой человек в коричневом халате, полы которого распахиваются у него на коленях. Извинившись за беспокойство, я объясняю, кого ищу, и описываю мать Айоны.
Хозяин понятия не имеет, о ком я говорю, и я звоню в соседний дом, а затем в следующий за ним, и в следующий, пока их не остается всего несколько. Я уже начинаю терять надежду, когда наконец нахожу женщину, которая, кажется, понимает, о ком идет речь, и отправляет меня в конец улицы.
Я сомневаюсь, что действительно увижу Эндж, но, когда звоню в колокольчик на двери, она откликается, появляясь на пороге. Лицо ее вытягивается от удивления, и она, растерянно оглянувшись, спрашивает меня, что я здесь делаю.
– Мне нужно просто поговорить с вами, – заверяю я. – Можем мы для этого куда-нибудь пойти? – я указываю на зеленый сквер напротив, где перед маленькой эстрадой стоят пустые скамьи.
Эндж кивает, нашаривая ключи в кармане, и закрывает за собой дверь.
– Чего вы хотите? – спрашивает она, опускаясь на скамью. Ветер носится сквозь деревья, шелестя листьями, и женщина вздрагивает, плотнее запахнувшись в шерстяной кардиган: – Похоже, будет гроза.
– Я хочу знать, не мою ли сестру искала ваша дочь Айона, – начинаю я.
Эндж заинтересованно смотрит на меня, но молчит.
– Мне стало известно, что Айона сказала моей сестре Бонни, будто они родные сестры. У меня есть фотография Бонни, – я листаю снимки в мобильном телефоне, пока не нахожу нашу с ней совместную фотографию. Увеличивая лицо сестры, я держу телефон на коленях, чтобы Эндж не могла видеть экран. – Конечно, много воды утекло, вы можете ее не узнать… – Я протягиваю телефон собеседнице.
Она долго вглядывается в фотографию. Затаив дыхание, я слежу за ее лицом.
– Не знаю, – произносит Эндж через некоторое время. – Может, и она.
– Вы помните что-нибудь особенное о ней? – продолжаю я. – Родинки или шрамы, черты лица?
Женщина качает головой.
Со вздохом я прячу телефон. Эндж провожает глазами белку, которая перебегает дорожку перед нами и несется вверх по стволу дерева.
– А что вообще случилось с сестрой Айоны? – спрашиваю я.
Белка исчезает в кроне дерева, но Эндж сосредоточенно высматривает ее и там.
– Для чего вам так приспичило это знать?
– Хочу выяснить, Бонни это или нет. Я должна знать, совершили ли мои родители нечто… – я замолкаю. – Прошу вас, скажите. Моя мама умерла, и я не могу у нее спросить.
Эндж чуть поворачивает голову и скашивает глаза.
– Однажды меня спросили, насколько сильно я нуждаюсь в деньгах, – нехотя начинает она. – Ну, знаете, чтобы выбраться на прямую дорогу, разобраться в себе… Я рассмеялась ей в лицо, сказав, что незачем спрашивать. Все, что ей нужно было сделать, – это взглянуть на рванье, которое носила я и дети, и посмотреть на дыру, в которой мы жили. Она не засмеялась в ответ. У нее было очень серьезное лицо, и я спросила, что она от меня хочет и что я должна сделать.
– Что она ответила?
– Она посмотрела на моих детей и сказала, что есть очень милые люди, муж и жена, которые мечтают о ребенке, но не могут иметь своего. Сказала, что они сумеют обеспечить ребенку прекрасную жизнь, красивую одежду… и все такое.
– Вам предложили продать ребенка?! – Я задыхаюсь от возмущения.
– Вы понятия не имеете, как мы жили, так что нечего тут выделываться! – огрызается Эндж. – У меня не было денег на себя, не говоря уж о том, что и детей надо чем-то кормить! И потом, я тогда болела. Пару раз меня забирали в больницу, и я не могла присматривать за девчонками. Эта женщина говорила, что не позволит службе опеки отобрать у меня детей, но я ей не верила. Я знала, что однажды я окажусь в больнице, и их заберут.
