– Мне это не нравится, – признаюсь я. – Бон, мне кажется… у меня такое чувство, что мы еще жили на Эвергрине, когда это произошло.
– Они просто задают вопросы, – шумно вздыхает сестра. – Скорее всего, обходят всех, кто когда-либо бывал на острове. Почему ты паникуешь?
– Их интересовали браслеты дружбы, которые я делала. На фотографии браслет на тебе. Полицейские попросили меня составить список всех, у кого он был.
Если подумать, я не припомню, чтобы Бонни когда-нибудь носила его, однако сейчас, снова вглядываясь в фотографию, я убеждаюсь, что браслет действительно у нее на запястье.
– Ты меня слушаешь? – спрашиваю я, озадаченная молчанием в трубке.
– Зачем им список?
– Не знаю, но, получается…
Что? Что мы знаем, кто убитая? Или, может, кто ее убил?
– Это ничего не значит. Они сейчас перерабатывают массу информации, – делает вывод сестра, однако в ее голосе нет уверенности.
– Мне не нравится оставаться в неведении. У меня чувство… – я замолкаю, подбирая слова, – …что я должна быть вовлечена в это.
– Не сходи с ума, – просит Бонни. – Почему мы уже неделю только и говорим, что об этом чертовом острове? Хватит с меня Эвергрина, даже думать о нем не желаю!
Ее реакция меня не удивляет, но в отличие от Бонни меня эта новость сбила с толку. Я не могу избавиться от мыслей, которые всегда гнала от себя, и все «коробочки» с секретами, которые я тщательно прятала, одновременно открылись, выпустив содержимое. Существует много вопросов, на которые я хочу получить ответы, но раньше мне недоставало смелости.
– Бон, – начинаю я осторожно, – я вспоминаю наш отъезд оттуда и последние дни на острове…
Я замолкаю, не зная, как закончить фразу.
– Ну?
– Может, ты помнишь что-нибудь такое, чего не помню я?
– Конечно, нет! Что я могу помнить?
«Я думаю, куда больше моего, Бонни». Она была на шесть лет старше меня и, без сомнения, осведомленнее.
– Мы ведь ни разу не поговорили откровенно.
– Потому что тут не о чем говорить, – припечатывает Бонни. – И не вздумай снова приставать, почему мы уехали! Родители сказали, что нам нужны деньги, которые папа заработает на новой работе. Лодка-то наша почти ничего не приносила. Чем тебя эта версия не устраивает?
Сомнительно, что она устраивает тебя, думаю я, пока Бонни излагает факты, будто заученные наизусть. Сестра что-то скрывает от меня. Ну, значит, и я не должна говорить ей обо всем.
Попрощавшись, я беру фотографию, которая привлекла внимание констебля Уолтона. На ней мы стоим все впятером в последнее лето на острове. Я вглядываюсь в улыбающиеся лица мамы и папы – он обнимает ее за плечи, а она крепко держится за его руку.
Что же с нами случилось?
Мне безумно хочется поговорить об этом с Бонни, но какая-то другая часть меня протестует. Потому что тогда мне пришлось бы признать: я скрыла то, что произошло перед нашим поспешным отъездом с острова. Скрыла, потому что верила, что если солгу, это будет держать нас всех вместе.
Глава 5
Эвергрин быстро перестает быть сенсацией, однако мое любопытство нарастает: я методично прочесываю Интернет в поиске фотографий, имен – чего угодно, связанного с островом. Чем больше я узнаю, тем больше мне необходимо выяснить. Это сродни наркотической зависимости. Как мне удавалось держаться в стороне столько лет – не понимаю.
Спустя пару недель после начала моих собственных визитов к психотерапевту она спросила меня:
– Часто ли вы вспоминаете ваш старый остров?
Одной лишь интонацией ей удалось превратить мой родной, любимый Эвергрин в придуманный, несуществующий край.
– Я бы так не сказала, – ответила я, повторив ее жест – чуть склонив голову набок. Мы обе были одинаково пытливы и горели желанием забраться в голову к собеседнице. Со своей стороны, я хотела понять, к чему клонит консультант и почему она то и дело поднимает тему острова. Значит, что-то на прежних сеансах вызвало у нее профессиональный интерес.
Не выдержав затянувшейся паузы, она продолжала:
– Вы жалеете, что родители увезли вас оттуда. Как вы считаете, вы дали себе возможность осесть где-нибудь еще?
Интересный вопрос. Об этом я не задумывалась.
– Пожалуй, я… не знаю.
– Вам тридцать пять лет, вы меняете профессию, живете в съемной квартире, мечтаете посвятить себя помощи другим и массу времени тратите на свою сестру, которая, кстати, проживает в десяти минутах от вас.
В словах консультанта мне почудился упрек. Горячая волна поднялась по шее к щекам.
– Вы так говорите, будто я неудачница, – вырвалось у меня.
– Отнюдь, – она покачала головой. – Простите, если я неудачно выразилась, – я аплодирую вашему решению освоить новое поприще. Однако у меня впечатление, что вы непомерно много беспокоитесь о Бонни и… – она сделала паузу, и я заметила легкую краску на ее щеках, – …живете прошлым. Видеть детство в розовом цвете – явление распространенное, но, наверно, не совсем адекватное для человека вашего возраста. Планировать будущее – это…
– Мне казалось, я как раз думаю о будущем, – перебила я, заморгав, чтобы прогнать предательские слезы, – раз я занялась переквалификацией. Что касается Бонни, то не волноваться о ней я не могу – у меня больше не осталось никого из близких.
– Да-да, – согласилась психотерапевт и явно хотела что-то прибавить, однако я продолжила, не дав ей высказаться:
– И я почти не думаю об острове.
Это, конечно, было ложью, и она это понимала. Я превратилась в подобие Бонни, которая топит правду в алкоголе. Мой детский альбом запрятан между журналами, а в гардеробе у меня обувные коробки, набитые старыми фотографиями, сделанными мамой.
Многие годы я подавляла желание вернуться на Эвергрин и уже надеялась, что у меня получилось, но с вечера пятницы меня не покидает ощущение, что искушение одерживает верх, а теперь, после визита полиции, я попросту не могу оставаться в стороне. Я поеду на остров и выясню, почему кто-то зарыл труп возле нашего сада и какое отношение к жертве имеют мои браслеты из бисера. Я хочу побыть среди людей, которых когда-то горячо любила, потому что разлука для меня уже невыносима. Я должна вернуться и узнать, отчего мы бежали с острова, полностью отдавая себе отчет, что так счастливы уже нигде не будем.
Мое сердце колотится, и я составляю список обладательниц моих браслетов, перечитав его, прежде чем отправить полиции. Взгляд останавливается на первом имени в списке, и я окончательно понимаю, что, сидя дома, не найду ответов.
В понедельник утром я пытаюсь сосредоточиться на новых клиентах: супружеской паре и их четырнадцатилетнем сыне. По словам матери, у подростка проблемы с посещением школы.
