Илюшин покачал головой.
– Я бы и не стал звонить.
– Тебя сильнее огорчает, что уехала или что попрощаться забыла? – прямо спросил Сергей.
Макар поднялся.
– И то, и другое. Первое огорчает, второе обескураживает. Ближайшее время собираюсь пребывать в огорченно-обескураженном состоянии.
Бабкин про себя усмехнулся. Ближайшее время, как же. Вызвав в памяти образ прекрасной Анастасии, он мысленно дал Илюшину целых пять часов, чтобы утешиться.
Глава 5
Динка
Следующие два дня прошли чудесно. Если не считать, что я обдумывала план побега и смены имени, а Кирилл… Не знаю, о чем думал он. Выглядел и вел он себя в точности так же, как прежде. Был заботлив, ласков, весел и относительно расслаблен. Относительно – потому что, как я уже говорила, мне постоянно чудилась в нем некая внутренняя собранность, как у снайпера, который часами лежит неподвижно, лениво следя за листвой на другом берегу реки; но в тот момент, когда среди деревьев мелькает человеческая фигура, уже раздается выстрел.
Все решили, что Настя уехала. Коттедж был оплачен заранее, с запасом, а отъезд она обсуждала с Чухраем и Тимуром, уточняя, что не уверена в дате. Никого не насторожило, что машина незаметно проехала мимо базы. Здесь, в Озерном, вообще никто не обращал друг на друга внимания.
Кроме разве что Стеши с Егором.
Они по-прежнему прибегали играть со мной по вечерам. Мы носились по берегу озера, дурачились, строили затоны и бобровые плотины. Как-то Стеша притащила целый лист крошечных наклеек в японском стиле, и мы делали друг другу маникюр, приклеивая их на ногти. Мне достались малюсенькие панды, Стеше – разноцветные котята.
Время от времени я замечала, что за мной наблюдают. Иногда это был Кирилл, иногда – русый парень из восьмого домика, с которым я так неудачно познакомилась. Бурый меня демонстративно игнорировал. Типичный женоненавистник!
Если бы я знала, какую шутку сыграют со мной игры в компании Стеши и Егора! Я бы в первый же день знакомства наорала на них, чтобы они и думать забыли даже подходить ко мне, не то что звать в свою маленькую банду.
Теперь я повсюду следовала за Кириллом. Он выходил утром на свою прогулку – и я кралась за ним. Он договаривался с Тимуром о том, чтобы наутро нам привезли творог, – я подслушивала их разговор под окном. Он бегал вокруг озера, и я не отводила от него взгляда, прячась за шторой.
Иногда я думала, что где-то ошиблась. Кирилл не убивал Настю. Кто-то пришел после него, задушил ее, сбросил тело вниз по склону… Но, черт возьми, я была там! Никто не подходил к коттеджу, кроме него.
– Валя ягоды привезла с рынка, – сказал мне при встрече Чухрай. – Зайди на базу.
Вообще-то Чухрай – это фамилия, зовут его Гордей Богданович. Должность – лодочник. Ко всем обращается на «ты». Сначала я решила, поглядев на него, что дядька крепко закладывает. К матери захаживали такие мужики: кряжистые, бородатые, похожие на леших, и все до одного пили как черти. Но Чухрай за все время, что я за ним наблюдала, ни разу не появился пьяным.
Лодочник жил в двух шагах от озера, в домишке на сваях. Если бы вдруг случилось чэпэ, именно к Чухраю надо было мчаться со всех ног как к самой ближней точке связи, и нас строго проинструктировали на этот счет. Он выполнял должность спасателя, выдавал лодки и снасти, водил туристов по лесу, пока его подменял Тимур. Эти трое – Валентина, Тимур и Гордей Богданович – удивительно ловко управлялись с Озерным хутором. Между собой они называли его исключительно «лагерь», и постепенно это слово подхватили и туристы. Конечно, был еще шофер, который при необходимости встречал гостей с поезда или отвозил их в райцентр; были поставщики продуктов и подсобные рабочие, но они появлялись незаметно и так же незаметно исчезали.
Хибара Чухрая представляла собой хозяйственный сарай. В нем было выделено спальное место для хозяина; имелись и плитка со столиком – здоровенным сосновым чурбаном. При этом в хибаре царил идеальный порядок. Чухрай постоянно что-то чинил, латал и ремонтировал, а когда не занимался этим, вырезал по дереву.
Мне нравилось сюда забегать. Здесь пахло резиной, клеем и свежей стружкой. Чухрай делал вид, что не замечает меня; он, кажется, объединял нас мысленно в одну группу со Стешей и Егором, и нам позволялось немного больше, чем остальным. Других-то бездельников он быстро выпроваживал.
Ягоды! Обрадовавшись, я рванула наверх, к базе, пока раньше меня туда не добрались малявки. Эти двое хоть и мелкие, но прожорливые, как галчата, а я не была уверена в стойкости Валентины Юхимовны.
С утра ее зычный голос разносился по всему лагерю. Бедняга Тимур напортачил на кухне – кажется, забыл закрыть дверцу морозилки, и теперь Юхимовна призывала на его голову все кары небесные.
Справа на тропе мелькнула знакомая фигура. Молчаливая тетка, имени которой я так и не узнала, топала с рюкзаком на спине и большой спортивной сумкой в руке в сторону автобусной остановки. Да, как ни странно, мимо нас тоже ходят автобусы, но только ходу до шоссе – шесть километров через лес. Тетка явно не захотела ждать шофера, который отвез бы ее к автостанции.
Я ее понимала. Между трясущейся «буханкой», в которой пахло освежителем «морской бриз», и прогулкой по лесу в последний день отдыха я бы тоже выбрала последнее. Бриз пованивал так, словно в море издохли все русалки.
Я мысленно помахала тетке вслед. И двинулась бы дальше, забыв о ней через минуту, если бы не вторая фигура.
Кирилл!
Он выступил из-за дерева, постоял немного, не замечая меня, и, мягко переступая, последовал за теткой.
Ягоды вылетели у меня из головы.
Предположим, мой приятель разведывает новый маршрут. Но ведь он прятался, ждал ее!
Не раздумывая, я побежала за ним.
Так мы и шли по лесу: впереди – тетка, бодрая и резвая, несмотря на сумку и рюкзак, за ней – Кирилл, за Кириллом – я.
Сначала у меня теплилась надежда, что он хочет помочь ей с тяжелой ношей. Но уже минуту спустя стало ясно, что мой друг держит дистанцию.
Что ж, держала ее и я.
На длинном прямом отрезке он внезапно ускорил шаг, почти догнал тетку, и оба скрылись за поворотом. Мне почудился тихий вскрик.
Я пошла быстрее, затем побежала, и вдруг тропа вывела меня на широкую поляну. На пригорке розовел кипрей, вокруг него через поваленные деревья переползал ярко-зеленый мох. Ни Кирилла, ни женщины не было.
За поляной тропа вновь углублялась в лес и спускалась в сырую и довольно мрачную низину. Пройдя по ней, я уперлась в подсохшую лужу. Когда под кроссовкой негромко чавкнуло, меня осенило; я огляделась, присев на корточки.
Вокруг не было ничьих следов, кроме моих.
Я возвратилась к поляне. Встала под прикрытием сосен, прислушалась. Ни разговоров, ни криков…
