Но чем дольше он наблюдал за сыщиком, тем яснее понимал, что ошибся. Тот действительно понял все об их проводнике по одной-единственной реплике, обращенной к водителю.
В тот момент Кирилл еще ничего не решил.
Когда первое удивление и восторг отступили, он сказал себе, что это случайность. Но даже если и нет – что ж, это говорит лишь о том, что парень хорош в своей профессии. И только.
Он забалтывал себя, осознанно лишал шанса на чудо, чтобы не быть жестоко разочарованным, – так ребенок, мечтающий о велосипеде, твердит себе накануне праздника, что опять подарят дурацкую шапку или десятый мяч… И заставляет себя не прислушиваться к приглушенному дребезжанию звонка в коридоре. Потому что один слабенький звонок – слишком непрочный фундамент для радости.
Сказав, что маршрут станет сложнее, Чухрай не обманул. Гладкие каменистые языки слизнули тропу. Им пришлось карабкаться вверх среди скальных обломков, тщательно выбирая место, куда ставить ногу, а затем спускаться – с утроенной осторожностью. Внизу текла река, – уже не тот лесной ручей, через который они перебрались играючи, упиваясь собственной ловкостью, а мутная, ледяная до остроты вода, несущая обломки веток и мусор. Лодочник повел их вниз по течению, и полчаса спустя они вышли к порогам. Грязно-желтая пена кипела в загроможденном камнями русле, в воздухе стояла водяная взвесь. Над порогами – Кирилл не поверил своим глазам – через ущелье был переброшен узкий веревочный мост.
– Странное место для переправы, – пробасил Сергей, сбросив рюкзак.
– Туристов раньше сюда возили! – крикнул Чухрай, перекрывая шум воды. – Аттракцион устраивали!
– А сейчас?
– Перестали. Дорога разбита в хлам, не проедешь. Так, иногда забредают… индивидуалисты. А группами – нет. Оно и к лучшему.
Когда вскарабкались к основанию моста, Кирилл понял, что аттракцион был задуман не для любования красотами природы, а чтобы пощекотать нервы. Вода бурлила где-то далеко-далеко внизу, ветер раскачивал мост, и тот казался хлипким, как…
– …как паутинка на ветру… – подумал он вслух.
– Паутина, между прочим, в пять раз прочнее стали, – сказал Чухрай. – Переходим по одному, держимся за перила.
Он первым перебрался на другую сторону.
За ним последовал Илюшин. Уже в который раз при взгляде на него Кириллу пришло в голову слово «легкий». Предупреждение Чухрая Макар проигнорировал, ни разу не коснувшись двух натянутых канатов по обеим сторонам моста, балансируя руками.
– Канатоходец, елки-палки, – усмехнулся ему вслед Сергей. – Выпендрежник!
Оценивающим взглядом окинул мост.
– Не внушает доверия, правда? – пробормотал Кирилл.
К горлу подкатила дурнота: он боялся высоты. Но сказать об этом было совершенно невозможно.
Сыщик подмигнул ему:
– Он троих таких, как я, выдержит.
И пошел неторопливо, проминая при каждом шаге узкие дощечки, так что Кирилл явственно расслышал, как они трещат под его ботинками. Добравшись до другого берега, здоровяк обернулся и помахал.
– Уроды, – пробормотал Кирилл.
Его охватило плохое предчувствие. Он не мог отвести взгляда от гладких черных камней, изредка показывающихся из-под пены.
– Кирилл! – донесся до него крик с другой стороны.
Он увидел, что Чухрай вступил на мостик.
Чтобы этот мужлан пришел ему на помощь? Стал подталкивать в спину, как барана? Кирилл сделал резкий жест, показывая, чтобы тот валил обратно, и встал на первую доску. Ни одна не была сломанной, треск примерещился ему от страха.
Губы пересохли. Он боялся облизнуть их, словно от одного неправильного движения канаты лопнут, рассекут ему кожу на лице, и он рухнет на пороги, обливаясь собственной кровью. Несколько секунд он видел свое тело внизу, на камнях, – через него перекатывалась вода, подталкивая к краю, плотная пена забивалась в уши, нос и разинутый в крике рот.
Он сглотнул – и его чуть не стошнило. Во рту был омерзительный привкус ила.
«Нет здесь ила, дебил! – взвизгнул он. – Глюки одни!»
Это помогло. Кирилл тронулся с места, вцепившись в канаты, растянув губы в широкой улыбке, от которой сводило скулы. Мост раскачивался, как качели, амплитуда все увеличивалась; казалось, они с мостом вот-вот крутанут «солнышко».
Несмотретьвнизнесмотретьвниз НЕ СМОТРЕТЬ
Когда до конца оставалось несколько шагов, Кирилл рискнул обернуться. И это небольшое расстояние он преодолевал с такими мучениями? Собственная победа потускнела.
– Молодец! – крикнул Чухрай, стоявший наверху.
Кирилл внутренне скривился от похвалы. Вот только не надо унижать его своим копеечным одобрением…
Но шутливо отдал честь. Есть, мой генерал! Рад стараться!
Бабкин последовал за проводником, Илюшин, дружелюбно кивнув напоследок, стал карабкаться за ними. Кирилл выпустил веревку, ладони горели – он, кажется, стер их до крови о жесткий колючий канат. Сошел с моста.
Он чувствовал себя как человек, перенесший землетрясение. Он снова прочно стоял на скале двумя ногами – охотник, победитель, герой! Даже мысль о том, что на обратном пути придется снова переходить мост, не испортила ему настроения.
А я все-таки молодец, подумал Кирилл. Я сумел.
В топку предчувствия!
Он, не торопясь, вытащил из кармана упаковку салфеток. Надо продезинфицировать кожу после веревки, мало ли что осталось на ней после тех, кто хватался за нее раньше. Тщательно протер ладони, скомканную салфетку сунул в карман.
Шагнул вперед, и вместе с ним по зернистой поверхности молнией побежала трещина.
Сверху кто-то дико заорал.
– Это что за… – начал Кирилл, удивленно провожая ветвящуюся молнию взглядом.
Раздался оглушительный треск. Край утеса вместе с Кириллом начал оседать; он взмахнул руками, инстинктивно пытаясь удержать равновесие, и почувствовал, что ладонь оказалась в тисках. В следующую секунду его выдернули наверх, точно редиску из грядки. Кирилл повалился на кого-то, в падении успев заметить только мелькнувшее вверху мертвенно белое лицо Чухрая.
Грохот и плеск. Его подняли за плечи, как куклу.
– Валим, живо!!
Он бежал до тех пор, пока под ногами не начала пружинить земля.
– Сто-ой! – выдохнул сзади Бабкин.
Они повалились на траву.
– Свечку… – чужим голосом сказал Чухрай. – Завтра же… Заступнице…
Едва отдышавшись, Кирилл встал и потащился обратно.
Моста больше не было: вместо него гипотенуза канатной лестницы протянулась от противоположного берега до гальки, на которую все еще оседала серая пыль. Ближняя сторона реки щерилась обломками скалы.
