Он живо сбросил кроссовки, стянул футболку и остановился, вспомнив, что плавок у него нет.
– Могу тебе испортить, – ласково предложил Илюшин. – Спорим, ты не обрадуешься?
«В трусах поплаваю. Делов-то».
Бабкин развеселился.
– На щелбан. Спорим! Будешь торчать на берегу в унылом одиночестве и придумывать очередную пакость?
– Щелбаны мне неинтересны. Проспоришь – едешь в город за пиццей.
Под босыми ступнями пружинил влажный песок. Бабкин огляделся, не желая смущать окружающих семейными трусами в елочку, а если уж быть честным, не желая смущаться сам.
– Неглерия Фоулера, – кротко сказал Макар, наблюдая за ним.
– Переведи!
– Это название очень любопытного паразита. – Илюшин окинул озеро мечтательным взглядом. – Обитает в пресных водоемах, очень оживляется, когда вода нагревается выше двадцати пяти градусов.
– Присосется – оторву, – пообещал Бабкин и шагнул в воду. Постоял, наблюдая за мальками.
– Неглерия – это амеба. Она не присасывается, а попадает в человека через нос и оттуда пробирается в ткани мозга. Там начинает активно развиваться, размножаться – в общем, обживать хозяйскую голову. В результате – жуткие головные боли, отмирание тканей, внутреннее кровотечение.
– Ты ее только что придумал? – поинтересовался Сергей.
– В подавляющем большинстве случаев попадание неглерии в организм приводит к смерти носителя, – печально сообщил Макар.
– Врешь как дышишь!
– Выживает около трех процентов зараженных. Протокола лечения не существует.
– Нет здесь никакой амебы!
– Стоит насторожиться, если в течение двенадцати часов после купания ты заметишь у себя светобоязнь, судороги и спутанность сознания. Затем – кома и мучительная смерть.
Илюшин замолчал. Сунул руки в карманы, удовлетворено покачиваясь с пятки на носок.
Сергей обернулся и мрачно посмотрел на него.
– Вода не прогрелась до двадцати пяти.
– Ты не меня убеждай, а неглерию, – посоветовал Макар. – Я-то к тебе в мозги через нос не полезу.
– Да ты отовсюду ко мне в мозги лезешь! – Бабкин, стараясь не поднимать брызг, выбрался из воды на берег. – Если я сейчас выясню, что ты мне наврал, я тебя обратно в Москву не повезу, понял? Богом клянусь, Макар!
Илюшин широко улыбнулся.
– «Четыре сыра», «Маргариту», «Пепперони», «Гавайскую», – перечислил он. – И что-нибудь с креветками.
– Я стал лучше понимать этого мужика, который отказался с тобой разговаривать, – проворчал Сергей, собирая с кустов свою одежду. – Он, может, в эту глушь забрался как раз затем, чтобы две недели спокойно молчать.
– Может быть, может быть, – задумчиво сказал Илюшин.
Бабкин перевел взгляд на коттедж, где жили дети, и ему показалось, что кто-то быстро отступил от окна в глубь комнаты.
Спустя еще пару часов Сергей думал, что, может, наябедничать родителям было не такой уж плохой идеей.
Едва он вернулся в коттедж, дети прилипли к нему и не оставляли в покое. Они заставили его натянуть между деревьями сетку и устроили подобие волейбола. Правила менялись каждые пятнадцать минут. Бабкин подавал еле-еле, но спустя час без сил повалился на траву, измученный не столько темпом игры, сколько постоянным страхом случайно прибить кого-нибудь из них мячом.
– Перерыв!
Дети уселись рядом.
– Слушайте, а вот вам загадка, – начал Сергей, надеясь, что до Илюшина никогда это не дойдет. – Что делает слон, если ему нечего делать?
– Слоняется, – подумав пару секунд, ответил Егор.
– Что?
– Сло-ня-ет-ся.
– Ты знал? – подозрительно спросил Бабкин. – Где-нибудь раньше слышал?
Мальчик пожал плечами:
– Да вроде нет. Но это же просто. Для малышей загадка.
– А вот я не додумался, – со вздохом признался Бабкин и стал смотреть в небо.
Слоняется. Ерунда какая. В духе Илюшина, впрочем…
– А вы правда частный сыщик? – спросила Стеша. – Как Калле Блюмквист?
Бабкин, разглядывавший облака, удивленно приподнял голову и обнаружил, что его сверлят две пары темных глаз. Дети походили на хамелеончиков в ожидании мухи: они сидели, замерев, но в любой момент были готовы к броску. Ему пришла в голову не самая приятная мысль: вся их предыдущая возня была только прелюдией к этому разговору.
– Кто вам такое сказал?
– Вопросом на вопрос не отвечают!
– Это невоспитанно!
– Ладно, я правда частный сыщик, – сдался Сергей.
Они переглянулись. Мордашки у обоих сделались очень серьезными.
– Тогда вы нам поможете, – сказал Егор.
И это был не вопрос.
Внутренний голос Сергея твердо сказал, что ему не нужно связываться с детьми, последнее дело – поддержать в них надежду, будто он годится на роль взрослого, которому они могут доверять свои глупые тайны. Маленькая врушка, подслушивающая на деревьях, – вот их идеальный компаньон, а не хмурый уставший мужик сорока с лишним лет.
Несколько секунд он был близок к тому, чтобы молча встать и уйти.
Но в нем, против его воли, проснулось уважение к ним. Они составили план, они выманили его из дома. С ежом им повезло, но если бы не еж, придумали бы что-нибудь другое. Игра была проверкой, теперь Сергей это понимал: похоже, они наблюдали, как он умеет взаимодействовать, не сорвется ли на них, не начнет ли браниться. Мячи, летевшие ему в голову, и некоторые их поступки и словечки теперь предстали тем, чем и были с самого начала: провокацией. Испытанием.
Его проверяли на прочность и признали годным.
Брат и сестра серьезно подошли к делу. А Бабкин уважал серьезный подход.
Он сел, с тоской обернулся на дом, где Илюшин наверняка дрых сном праведника.
– Рассказывайте, – со вздохом разрешил он.
На лицах обоих отразилось такое облегчение, что ему стало не по себе. То, что он принял за игру, могло оказаться отчаянной попыткой просить помощи у взрослого в том мире, где от взрослых можно ждать только беды. Сергей снова, уже другими глазами, посмотрел на детей.
Синяки есть, но лишь на коленках. Ни на плечах, ни на руках следов насилия не наблюдается. «Видимых следов», – поправил он себя. Они не выглядели истощенными, испуганными или несчастными.
Но их что-то не на шутку беспокоило.
– Что случилось, ребята?
Они начали говорить одновременно, перебивая друг друга, хватая его за руки, придвигаясь все ближе и ближе, словно одной его тени было достаточно, чтобы обеспечить защиту. Все-таки им было немножко страшно.
