Он поделился своим допущением с возвратившимся Илюшиным. «Не тот характер», – коротко ответил Макар, тремя словами почти уничтожив надежду Сергея на то, что Беспалова может быть еще жива.
Слишком много времени прошло. Он знал статистику по пропавшим.
Ему снова почудилось что-то за окном. Замерев на крыльце, Бабкин всматривался в густую синеву леса, пока не заболели глаза. Нечего дергаться, подумал он, сейчас-то что, сейчас уже поздно, раньше надо было трепыхаться и все перепроверять по двадцать раз.
Макар никаких лекарств, похоже, не принес. Он вновь сидел на полу, раскладывал свои нарисованные карты одну над другой, менял их местами.
– Мнительный я стал, – неохотно сказал Сергей.
– В чем дело?
– Постоянно кажется, будто снаружи кто-то есть.
Илюшин даже не поднял головы, поглощенный своим пасьянсом.
– Иди спать, – устало посоветовал Бабкин. – Завтра рано поднимаемся.
– Угу-м, – сказал Макар. Когда Сергей почти закрыл за собой дверь, он неожиданно позвал: – Сережа!
– Что?
Илюшин задержал на нем взгляд. Бабкину показалось, что его друг вот-вот что-то скажет, но Макар лишь попросил:
– Принеси чашку из кухни, а? Синяя такая.
Глава 14
Динка
Кирилл так и не лег. Он сел на пол, не зажигая света – я видела его силуэт, как будто там, в углу, темнота сгущалась и принимала форму человека. Черт знает, какие мысли лезли в голову.
Я – не Дина Чернавина. Я – волк из электронной игры «Ну, погоди», которому каждую секунду нужно кидаться в другую сторону. Яички не простые, золотые!
Безымянная. Дети. Теперь – этот парень, частный сыщик.
В голове зазвучал ласковый голос Ясногородского.
«Дина, голубка моя, прекрати самоистязание и взгляни, чего ты добилась. Женщина жива благодаря тебе. С детьми тоже все в порядке.
– В любую минуту все может измениться!
Я расслышала его добрый, необидный смешок.
– Перестрой предложение.
– Не понимаю! Как?
– В любую минуту ты можешь все изменить».
Ясногородский ушел. Я лежала в тишине, мысленно повторяя его слова. То есть мои собственные.
А ведь у меня все было продумано. Дождаться, пока закончится отпуск, уехать с Кириллом – и при первой возможности сбежать от него. Я бы только позвонила Чухраю с чужого телефона, чтобы сказать про Безымянную, и пропала бы. Попробуй найди рыбу в косяке рыб.
Ну, написала бы анонимку в полицию. Просто для очистки совести. С таким же успехом можно бросить в канализацию послание в бутылке. Если Кирилл сменит имя, они никогда его не поймают. Со мной или без меня, он будет убивать.
Но тот вечер, когда я проследила за Кириллом, раздавил мои планы резиновой подошвой войлочного сапога – в колонии выдавали такие на зиму, – дрянная обувь, хотя тяжеленные ботинки на шнуровке, которые мы носили все оставшееся время года, были еще хуже. По пять кило дерьма на каждой ноге. Я впервые видела обувь, в которой стопа мерзнет и потеет одновременно.
Что же мне делать, что мне делать?
Сдать Кирилла сейчас означает, что меня возьмут вместе с ним. Сообщница! А он утащит меня за собой, потому что ему все равно дадут пожизненное, а вот предательства он не простит.
Если бы можно было завыть, я бы завыла. Сгустившаяся тень в углу, притворяющаяся человеком, не давала мне этого сделать. Так что я лежала, прикусив губу, с сухими глазами, и смотрела в стенку.
Если предупредить сыщика, я буду смотреть в стенку ближайшие… сколько там дают пособникам серийных убийц?
Не хочу в тюрьму. Не могу в тюрьму.
Мамочки, как жить-то хочется!
А еще есть Безымянная. «Умирающую женщину держали в сарае без медицинской помощи!» У меня подходящая биография, чтобы стать героиней таких статей, правда? Подружка маньяка, сообщница, его правая рука! Бонни и Клайд, вашу мать. Хотя больше похоже на Кэрилл Фьюгейт и Чарльза Старквезера. Кэрилл тоже твердила на суде, что он держал ее в заложниках, потому-то они и оставили за собой гору трупов, пока ехали через Небраску. Ей не поверили и правильно сделали – возможностей сбежать у нее было не меньше, чем у меня.
На месте журналистов я бы обязательно вспомнила эту парочку. Чем больше трупов упомянуто в статье, тем больше просмотров она соберет. И плевать, что половина из них за пятьдесят с лишним лет превратилась в прах.
Но ведь всего этого может не случиться, так? Достаточно сказать себе, что я понятия не имею, что задумал мой парень. Подсматривал за двумя мужиками? Ну, извращенец. За мужиками же, а не за детьми. Гомосексуализм в нашей стране не преследуется.
Разве можно делать выводы, основываясь на одной улыбке?
Я останусь здесь до конца нашего отпуска. Вместе с Кириллом мы навсегда уедем отсюда, а там смотри план «А».
Да мне вообще наплевать на сыщика! Живой он, мертвый – какая разница! Может, его и не убьют! Мне все привиделось, ясно?! Если бы на одной чаше весов была ваша свобода, а на другой – жизнь какого-то мутного придурка, вы бы тоже не сомневались.
И вообще – Русый же постоянно в компании Бурого! А уж от Бурого-то Кириллу не избавиться никакими способами, можете мне поверить: я провела рядом с бугаем две минуты, но мне и этого хватило. А огнестрельного оружия, чтобы без затей пустить ему пулю в лоб, у Кирилла нет.
Да он и не стал бы. Он, кажется, боится крови.
Спи спокойно, Дина Владимировна. Пытаться прикончить парня, когда рядом ошивается его приятель, – то же самое, что выйти с зубочисткой на разъяренного медведя.
Меня осенила новая мысль.
Может быть, это и к лучшему – если Кирилл нападет на сыщика? Его просто прибьют, и я наконец-то буду свободна. СВОБОДНА!
От восторга я дрыгнула ногой под одеялом. Темнота тотчас отреагировала.
– Ты не спишь?
Я затихла. С видимым трудом оторвала голову от подушки, протерла глаза.
– Сон дурацкий приснился…
– Ложись. Завтра будет хороший день.
Голос был неузнаваемый, он вытекал из тени, как черное масло, он пачкал меня, от него невозможно было отмыться.
– А ты не будешь спать? – мой собственный голос дрожал и провисал, как нить на ветру.
– Позже.
«Завтра будет хороший день», – повторила я про себя, закрываясь одеялом.
Почему-то перед глазами у меня встал Бурый. Как он бросает мяч Стеше и Егору. Как подсаживает их на дерево огромными лапищами, страхует внизу, не отходя ни на шаг, хотя дети снуют по веткам не хуже бельчат, да и высота небольшая.
