Она вскочила, заорала ему вслед:
– НЕ НАДО!
Но ее хриплый крик был заглушен звуком удара, с которым человек врезался в бок машины.
Он с самого начала собирался поступить именно так, поняла Татьяна, он же робот, он все рассчитал.
Чудовище вздрогнуло. Огромный тупой нос начал с усилием отворачивать в сторону. Акула, которую отталкивали от добычи, упрямо пыталась двигаться по прежней траектории, но теперь ей мешали.
Мужчина застыл, навалившись на автомобиль. Татьяна видела, как переднее колесо оторвалось от склона, медленно крутясь в воздухе. Яростно блеснули диски.
Тишина придавала происходящему оттенок ирреальности.
Она заковыляла вперед. За спиной послышался быстрый топот, и мимо, едва не задев ее, промчалась Мышь. Татьяна машинально отметила, что она босиком. Там, где женщина увязала в песке, легкая девчонка пронеслась, будто по беговой дорожке.
В кулаке она сжимала осколок зеркала. Он вспыхивал на солнце, словно посылая морзянкой сигнал «SOS». Когда Мышь упала на колени возле фигурок, Татьяна догадалась: это не зеркало, а нож.
Тишину нарушил яростный крик. В отличие от мужчины, девчонка верещала – зло, остервенело. Ее вопль подхлестнул Татьяну, она рванула вперед, забыв про боль. Но девушка уже оттаскивала детей в сторону.
Она что-то пронзительно крикнула – Татьяна не разобрала слов, – и мужчина отступил назад.
Машина тяжело осела на склон и покатилась вниз, подпрыгивая на корнях. Разогнавшись, вылетела на берег, со скрежетом ударилась бампером о валун и с плеском съехала в воду. Накренилась – и медленно начала погружаться.
Дети плакали, вцепившись в девушку. Мужчина сначала сел на песок, потом лег.
Татьяна почувствовала, что сжимает что-то в правой руке. Подняла ее к глазам, рассмотрела с удивлением, будто это чужая часть тела. Ладонь была обмотана шнуром. Она зачем-то взяла из коттеджа Мыши шнур, которым та была связана.
«Зачем-то», – повторила про себя Татьяна.
Если последние дни чему-то и научили ее, так это тому, что у любой случайности есть какое-то предназначение, надо только понять, в чем оно заключается.
Кирилл
«Я выпил то, что в чайнике», – сказал Макар со странной усмешкой.
Кирилл застыл, глядя без выражения. Пискнул таймер на запястье. В эту секунду он должен был выбить из-под жертвы подставку. Но Кирилл не мог. В его памяти раз за разом проигрывалась короткая сцена: он своими руками подносит чашку к губам сыщика, размышляя об изяществе этой минуты…
– Чай, – бесцветным голосом повторил он.
– Отчего вы решили, что это был чай? Кирилл, для героя-охотника вы на удивление туго соображаете. А главное, раз за разом совершаете одну и ту же ошибку, хотя я уже тыкал вас в нее носом. Очнитесь, мой самодовольный друг! – Илюшин за спиной щелкнул пальцами, и Кирилл вздрогнул. – Между нами нет ни малейшего сходства. Забираться в чужие коттеджи способны не только вы, для этого не нужно специфических умений. А вот в чужие аптечки вы не заглядывали.
– При чем здесь…
– В них можно обнаружить массу интересных лекарств, – продолжал Макар. – Например, транквилизаторы.
Кирилл помотал головой, стряхивая одурь. Какие транквилизаторы? Зачем?
Он едва способен был проталкиваться сквозь поток чужих слов, точно рыба, оказавшаяся вместо воды в прозрачной глицериновой толще. В какой-то момент – в какой? – изменилась не только среда обитания, но и что-то еще. «Глицерин и леска», – подсказала Динка в его голове и засмеялась, и продолжала тихо смеяться все время, пока он пытался сообразить, что она имеет в виду.
Леска. Она тянулась из его губы. Боли от крючка не было; но была внешняя сила, едва заметно направляющая его движение, в то время как Кирилл был уверен, что сам выбирает путь.
«Глицерин и леска», – повторил он про себя. Тихий Динкин смех прошелестел, как тростник над озером, и стих.
Что сказал Макар? Транквилизаторы…
– Нервишки шалят? – нашелся Кирилл.
– Две упаковки таблеток, растворенные в стакане воды, – сказал Макар. Поморщился и с видимым усилием сглотнул. – Годное средство. Угнетает сразу нервную, дыхательную и сердечную системы. Я украл, называя вещи своими именами, транквилизаторы у женщины, которую вы до сих пор считаете матерью Стеши и Егора, хотя она не имеет к ним отношения. Размолол. За пять минут до вашего появления высыпал в чайник, размешал и стал ждать, когда вы появитесь. Остальное вы сделали своими руками.
– Бред! – яростно выплюнул Кирилл. – Ты просто тянешь время! Несешь первое, что придет в голову! Пытаешься испортить мне… игру!
– Я ее уже испортил, – сказал Илюшин.
Он закрыл глаза, вдохнул, нехорошо улыбнулся – и снова посмотрел на Кирилла.
Однажды Кирилл ждал поезда, стоя на платформе. Он глубоко задумался, незаметно сдвигаясь все ближе к краю, подталкиваемый проходящими мимо людьми, и очнулся от резкого рывка: его дернули назад за капюшон. А затем волна теплого воздуха снесла Кирилла, распластала по стене. Поезд давно уехал, а Кирилл стоял, запоздало переживая животный страх. Стук вагонов гремел у него в ушах; он не слышал, как отчитывает его пожилой сердитый мужчина, только видел, как шевелится перед ним старое мятое лицо.
Схожий страх он испытал и сейчас. Короткий, как удар.
За те несколько секунд, что Илюшин стоял с прикрытыми веками, с ним что-то произошло. Как будто предыдущая версия обновилась и новая имела с ней мало общего. Заострились черты лица, ободок радужки почернел, и на контрасте с ним радужка высветилась до ледяного серебра.
В памяти Кирилла мелькнул каракал, которого он видел в зоопарке, – степная рысь, некрупный хищник: длинное мускулистое тело, настороженные уши. Зверь бесстрастно смотрел на Кирилла сквозь прутья клетки прозрачными глазами, а затем вздернул верхнюю губу, словно в улыбке.
Но это был оскал.
Кирилл тогда невольно отступил на шаг от клетки.
То же самое он сделал и сейчас.
Ему пришлось напомнить себе, что руки у добычи связаны, а на шее затянута петля. Кирилл вглядывался в новое лицо своей жертвы, пытаясь проанализировать изменения и прогнать иррациональный страх. Провалились носогубные складки, между бровями пролегла морщина, губы стали тоньше и злее… Но главное – выражение глаз. Перед Кириллом стоял человек, которому ни при каких обстоятельствах нельзя было дать меньше сорока лет.
– Вы мне вовремя подвернулись, – с усмешкой сказал человек, разглядывая оцепеневшего Кирилла. – Осточертело все несказанно. А с вами появился шанс уйти красиво.
«Уйти красиво», – эти слова Кирилл говорил себе, готовя последнюю охоту.
Илюшин хотел еще что-то сказать, но вновь болезненно поморщился. Кадык у него дернулся, словно его толкнули изнутри.
