Самые лучшие любовники получаются из ненавидящих людей.
Мягкие всплески воды подо мной расслабляют мускулы и уносят в небытие. Я смотрю на безоблачное небо, пальмы и пейзаж Тодос-Сантоса и поражаюсь, как кто-то, имеющий все, может ощущать так мало.
Кажется, я как деталь пазла, закатившаяся под ковер, которую никто не собирается искать.
– Милая? Детка? – двойная стеклянная дверь открывается, и Мел входит в бирюзовом платье и огромной соломенной шляпе. У нас одинаковый размер.
Мелоди была чуть меньше меня, когда была такого же возраста. Настоящая балерина: ее ребра торчали, на спине виднелся каждый мускул. Каждый раз она злится и пыхтит около зеркала, жалуясь, что больше не носит нулевой размер. Потом переводит на меня взгляд, быстро извиняясь: «Тот четвертый размер тоже маленький».
Нет, мама. Это просто не идеально. По крайней мере, по твоим стандартам.
Я игнорирую ее, плавая и смотря на пальмы.
Она садится на один из длинных стульев из марокканского красного дерева и потягивает «Маргариту».
– Нам надо поговорить, Дар.
Нет, точно не надо. Мы не делали этого много лет, и не стоит начинать.
– Ты вечно будешь меня игнорировать?
Не вечно. Всего лишь до тех пор, пока не смогу выразить, как ты меня ранила, поставив Бейли, папу и Пенна на первое место. Но, рассказав ей все это, я покажу уязвимость, а единственное, что у меня есть, – это то, что мама считает меня сильной. Пенн прав. В ту минуту, когда ты признаешься себе в чем-то, оно становится реальным.
– Мне надо кое-что тебе рассказать, и я не хочу, чтобы ты расстроилась.
– Тогда зачем рассказываешь мне в первую очередь?
Я вытягиваю руки и лениво гребу к краю бассейна. Соскальзываю с надувного фламинго и поднимаюсь по лестнице, беру полотенце, вытираюсь насухо и надеваю юбку и милый топ.
– Ты всегда расстраиваешь меня, скрывая поездку в Нью-Йорк, планы Бейли о домашнем обучении, усыновление Пенна, – я встряхиваю влажными волосами. – Но это не останавливает тебя. Сколько тайн ты скрываешь от меня?
Она снимает солнечные очки, и наши взгляды встречаются. Ее зеленые глаза сияют от приближающихся слез.
– Один, – шепчет она. – Только один. А сколько всего скрываешь от меня ты?
Я вспомнила о Вии, директоре Причарде, Пенне и встряхнула головой:
– Мне надо идти.
– Дарья…
Хватаю телефон и врываюсь в дом, затем беру ключи от машины и тороплюсь на выход. Она бежит следом, пытаясь остановить. Но все, о чем я могу думать – о Бейли и их поездке в Нью-Йорк и нахождении дома каждый день, пока я хожу в школу, или колледж, или еще куда-нибудь.
Пенн спускается по лестнице. Почему он всегда здесь, когда у него нет тренировки? Почему не проводит время с дочерью? Он останавливается, блокируя выход своей широкой грудью. Он сотрясается от мягкого смеха, который обычно вызывает голод где-то в глубине меня. На нем черная толстовка с белой рукой скелета, показывающей средний палец, рваные зауженные джинсы, которые слишком низко висят на его заднице, незашнурованные кроссовки. Чистое совершенство.
– Куда ты, ураган Дарья?
Слезы блестят на глазах, я толкаю его и огибаю сбоку, проскальзывая в дверь. Прыгаю в машину и завожу ее. Что запланировала Мел на этот раз? Переезд в Лондон с Бейли? Отправить меня в колледж в другом штате? Продать бандитам? Я бы приняла во внимание все эти пункты. Прежде чем я что-то осознаю, Пенн прыгает на пассажирское сиденье. Я бью кулаком по приборной панели:
– Оставь меня в покое!
Мел спотыкается у входной двери. Не понимаю, почему она борется? Уже несколько месяцев она пытается приклеить меня к себе.
– Истерика не подходит тебе, глазастик. Куда мы?
– Не знаю.
– Мое любимое направление.
– Зачем ты делаешь это? – стону я, но голос ломается от боли. Мел подбегает к машине и бьет ладонью по стеклу. Понимаю, что уже слишком поздно выкидывать Пенна.
– Дарья!
Я переключаю передачу в «БМВ» и наблюдаю, как она исчезает из виду в боковом зеркале. Еду вдоль ухоженных соседних участков к центру города Тодос-Сантос. Мы катимся по шоссе и несемся по золотым дюнам. Я еду до тех пора, пока некуда уже ехать. Белль и Себастьян поют по радио, спрашивая меня, чувствую ли я ярость. Притворяюсь, что Пенна нет рядом, а он помогает мне в этом, не разговаривая.
Бело-синий знак АЗС мерцает на расстоянии. Никто из нас не признается в том, что сегодня мой день рождения. Я не получила открытку, торт или объятия. Моя семья считает, что можно пропустить его из-за того, что они позволили мне устроить вечеринку за несколько недель до этого. Каждый раз, когда мама звонит и через блютуз запускается саундтрек из «Челюстей» – ее личный рингтон, в комплекте с картинкой зубастого смайлика, – Пенн переводит на голосовую почту.
– Притормози, – Пенн желкает жвачкой.
– Зачем?
– Пиво.
– Каким образом? – я закатываю глаза.
Он отрывает зад от сиденья и достает из кошелька нечто, похожее на поддельный документ.
– Гетто, – кашляю я в кулак.
Он ухмыляется, засовывая подделку между моих бедер, проводя будто кредитной картой.
Я резко втягиваю воздух.
– Что за фигню ты творишь?
– Показываю тебе, что, может, я и паршивец, но ты маленький монстр, сходящий по нему с ума.
Тормозя на заправке, я выталкиваю его из машины. Размышляю над его тупыми словами и слежу за ним через окно. Я не схожу с ума по нему. Точно. Он хладнокровно проходит к кассе с шестью пачками «Бадвайзера» и чипсами. А потом просит пачку сигарет, хотя и не курит. Когда он возвращается в машину, я спрашиваю его о сигаретах.
– Эксперимент. – Он бросает чипсы в рот и жует. – Поехали, именинница. Я покажу тебе, куда именно.
Слепо следуя его указаниям, я даже не спрашиваю о конечной точке нашего путешествия. Правда в том, что не имеет значения, куда он нас везет – Пенн и папа единственные люди, за которыми я готова следовать.
В конце концов мы оказались в парке Касл Хилл. Деревья врезаются прямо в небо, прорастая из влажной почвы и неонового мха; удивительно зеленое место для южного побережья, где обычно все маслянистое. Я припарковалась около ствола дерева в середине парка, Пенн выпрыгнул из машины, держа две бутылки пива. Я присоединилась к нему.
– Это волшебный парк, – говорит он. – Это то место, куда я прихожу, если мне надо передохнуть.
Он открывает пиво и протягивает мне.
Я качаю головой:
– Я за рулем.
– Всего одна бутылка. Я не позволю, чтобы ты напилась. – Он облокачивается на ствол огромного дерева. Неуверенно я делаю глоток пива, которое он протягивает – прохладное и мягкое, – и со стоном облокачиваюсь на ствол соседнего дерева напротив него. Мы смотрим друг на друга какое-то время, прежде чем он достает пачку сигарет, бросает целлофан на землю и закуривает сигарету, зажатую в зубах.
