Связи. Мне потребовался всего один телефонный звонок, чтобы выяснить, где живет этот ублюдок.
Я нахожусь не в том положении для конфронтации, но не сомневаюсь, что справлюсь, так как это нужно не мне. Это ради дочери. Ни Джейми, ни дети не знают, куда я пошла. Я просто заказала пиццу и выбежала за дверь без объяснения причин, оставляя после себя только след от шин. Дарья была наверху, не замечая нервного срыва матери всего в нескольких метрах от нее. Я рада, что она не была свидетелем моего разрушения в тот худший момент в моей жизни, когда узнала, что с ней сделали. Последнее, что я хочу, чтобы она чувствовала стыд и унижение из-за этого.
Я заглушила двигатель перед домом в стиле Тюдоров на окраине Тодос-Сантоса и щелкнула костяшками пальцев, пытаясь успокоить дыхание.
Не убей этого ублюдка. Твои дети нуждаются в тебе, и ты никак не сможешь помочь им из тюрьмы.
Проще сказать, чем сделать. Когда я хлопаю водительской дверью и мчусь ко входу, то понимаю, что не смогу усмирить ярость.
Ты трогал мою дочь.
Забыла добавить: хоть я и говорю детям сохранять чистые помыслы – я проклинаю его – сильно.
Ради целесообразности и для того, чтобы мой план был успешным, я натягиваю типичную улыбку учителя балета прежде, чем постучать в красную дверь. Может, мои отношения с дочерью не подлежат восстановлению, но никто не имеет права обидеть ее и легко отделаться, независимо от того, что она может никогда не принять меня снова.
Он открывает дверь одетый в светло-серые брюки, свежую белую футболку и хмурится в течение минуты, когда видит мое лицо. Он ждал мою дочь? Я не могу спросить этого, но очень хочу.
– Миссис Фоллоуил. Как неожиданно.
– Да что ты, Гейб? – Я наклоняю голову и улыбаюсь так, что создаю впечатление, что я чокнутая. – Давай подумаем об этом секунду. Мой визит и правда такой сюрприз для тебя?
Он разыгрывает настоящий спектакль: хмурится, моргает, трясет головой.
– Не понимаю, что вы имеете в виду. – Голос его спокойный, но левый глаз немного дергается. Я уже вывела его из себя, хотя по-хорошему еще даже не начинала.
– Я имею в виду то, что потратила двадцать минут, пытаясь понять, что за липкая, стойкая субстанция на пижаме моей дочери, – а это алоэ. Крем с алоэ, который она нанесла на свою попу, чтобы унять боль после того, как вы бесцеремонно избили ее линейкой.
Я подала новость спокойно, но категорично, зная, что если выйду из себя, то все испорчу. А я не могу облажаться. Не сейчас, когда в это вовлечена Дарья. Мне надо перестать подводить ее.
– Довольно громкое обвинение, миссис Фоллоуил, и я должен сказать, что понятия не имею, о чем вы говорите, – сказал он, но кровь все равно отлила от его лица, а пальцы сжимали край двери с такой силой, будто от этого зависит его жизнь. Я сделала шаг вперед, поднимая подбородок и заглядывая ему в глаза.
– Мне освежить вашу память? У меня есть полный доступ к сообщениям, телефонным звонкам и контактам моей дочери, и кое-кто из нас был очень безответственным, когда писал моей Дарье.
Все это грубая ложь и предположение. У меня никогда не было мысли о том, чтобы нарушить личное пространство дочери, но я до сих пор помню свой собственный роман с ее отцом. Страсть. Дикость ситуации. Необходимость поддерживать связь после школьных занятий. Он, наверное, сохранен под чужим именем или звонит с другого номера, но они точно не могут не общаться вне школы.
Он переступает с ноги на ногу, потирая рукой лицо, когда до него доходит, что у меня могут быть доказательства против него.
– Миссис Фоллоуил, пожалуйста, не стоит поучать меня в этой ситуации. Вы были на моем месте. Эти дети, – говорит он, намекая на моего мужа, – совершеннолетние, с бушующими гормонами и грешными помыслами. Вы как никто понимаете, насколько размываются границы.
– Первое, – говорю я, – Дарья не была совершеннолетней, ей было всего четырнадцать, когда она впервые пришла к вам. Джейми был уже давно совершеннолетним, когда я впервые прикоснулась к нему, так что не надо сравнивать. Второе, – я указываю на него, – я никогда не причиняла боль студентам. Вы хоть понимаете, в какие проблемы вы попали, мистер Причард? Не думаю, что вы осознаете это.
Другой манипулирующий жест с моей стороны – я говорю с ним так, будто он уже признался во всем.
– К сожалению, кажется, что этот вопрос я должен обсудить с моим юр…
– Боже, как же это испортит ваш идеальный послужной список. Постоянные унижения… – Я резко цыкаю. – Использование несовершеннолетнего, неподходящее физическое наси…
– Она нуждалась в этом! Она ХОТЕЛА этого! – кричит он мне в лицо, внезапно ударяя кулаком по двери, которая отскакивает. Он хлопает ладонью по ней и начинает плакать, словно израненное животное. – Ваша дочь умоляла об этом! Все было с ее согласия, кроме последнего раза. Она поощряла меня. Манила меня. Соблазнительная маленькая русалка, Лолита с большими голубыми глазами. Вы подвели ее, а я был с ней, собирая осколки и вводя ее в мир. Я сделал шаг навстречу, когда вы отступили. – Теперь его очередь указывать на меня, плюя обвинениями в лицо. – Я заботился о ней. Я волновался. Я управлял школой только ради нее. Вы думаете, что мне нравится иметь дело с подростками? С бездарной футбольной командой? Вы ошибаетесь. Я делал все это ради вашей дочери. Я храню одиночество только ради нее. Я живу в этом ужасном, пластиковом городе из-за вашей дочери. Не вам приходить ко мне в дом и читать лекции о морали. Дарья наполовину сирота из-за вас. Я просто стал тем, в ком она нуждалась. Тем единственным человеком в ее жизни, который заботился о ней настолько, чтобы дать ей ту дисциплину, которую она сама жаждала. А та порка? – Он остановился, выбившись из дыхания. Его грудь поднималась и опускалась. Он маньяк. На краю пропасти. Он вытирает пот со лба. – Когда я был молодым, то меня часто пороли, много. Это исправляло ошибки на моем пути восхождения в мир Божий. И посмотрите на меня сейчас. – Он провел рукой по своему телу. – Я – цельная личность.
Пока, ублюдок.
Я делаю шаг назад в попытке восстановить дыхание. Его слова режут словно нож, но я собираюсь разобрать его на кусочки. Я сжимаю жемчуг на своей шее, поправляю светло-голубую рубашку так, чтобы он заметил маленькое записывающее устройство, прикрепленное к бюстгальтеру. Принимают ли это в суде? Кто знает? Но в чем я точно уверена, так это в том, что Причард не настолько глуп, чтобы пытаться выяснить это.
– Моя вина, мистер Причард, это оправдывает вас. Надеюсь, что власти также посчитают ваши оправдания достаточными.
Его взгляд падает на записывающее устройство, и я понимаю, что у меня получилось. Сейчас я имею все необходимые доказательства для его уничтожения. Чистосердечное признание. Но я не хочу, чтобы обо всем стало известно. Не хочу таскать дочь по судам. Я хочу спокойный и тихий разгром. Несмотря на то что это принесет мне больше боли.
Но следствия не должно быть.
