Краем глаза видела, как Нортон не спускал с меня внимательного взгляда, но и сама тоже смотрела…
Смотрела на хозяйственный двор со скудной растительностью, на две хлипкие монастырские теплицы и привязанных поодаль коз, объедавших весеннюю листву с кустов смородины. А еще на маленькую часовенку, из распахнутых дверей которой выходили постоянные обитательницы монастыря в белоснежных апостольниках на головах, а с ними послушницы и те, кто готовился к постригу — на них были темные одежды и простые платки.
Судя по всему, служба только что закончилась, и они спешили к уродливому деревянному зданию, Сестринскому Корпусу, в котором и располагались монастырские кельи.
И я откуда-то все это знала… Попыталась понять, но вместо ответов слышала привычный перестук молотков в голове. Правда, сейчас он казался мне слишком слабым… Его не хватало, чтобы разрушить стену в моей памяти, потому что надо было громче!
Но, стоило мне кинуть взгляд на Сестринский Корпус, как молотки начинали стучать еще сильнее. Это означало лишь то, что мне нужно обязательно отправиться к кельям, оставив Нортона под благовидным предлогом с матушкой-настоятельницей.
Потому что, скорее всего, я уже бывала здесь раньше. Возможно, жила в этом монастыре. Ходила в ту самую часовню несколько раз на день, чтобы возблагодарить Богов за их милость, а по большим праздникам двери открывал и Парадный Храм.
Только вот ни сбежать, ни оставить герцога под благовидным предлогом мне пока не удавалось — сопровождающие нас монахини почему-то не спускали с меня, как мне казалось, удивленных взглядов. Но хранили гробовое молчание.
Все так же молча мы подошли к знанию канцелярии, после чего поднялись по хлипкой лестнице на второй этаж и прошли по деревянной галерее, пока не остановились возле коричневых, с облезшей краской дверей. После стука раздался мягкий женский голос, разрешавший нам войти, и очень скоро мы очутились в святая святых настоятельницы женского монастыря Всех Богов.
Она уже шла нам навстречу — невысокая пожилая женщина в монашеской одежде, с золотой цепью, украшенной спиралью бесконечности — символом веры. Ее темные глаза лучились добротой.
В этот момент молотки в моей голове ударили все разом, потому что я ее узнала!..
Не только ее, но и эту самую комнату.
Уверена, мы много раз встречались раньше. Много разговаривали… Здесь, в ее кабинете, и я сидела в потертом кресле возле окна, доверяя ей свои тайны, на что она таким же мягким голосом, наполненным состраданием, отвечала, что ничего не может поделать.
Она не в силах мне помочь. Все в руках Богов, заявляла матушка Долорес в ответ на мои просьбы, потому что мы Их дети, и Они обязательно о нас позаботятся.
— Над смириться, Рисаль! — говорила мне. — Отдать себя Их воле… Перестать беспокоиться о земной жизни, отпустить свой гнев, простить боль, которую причиняют тебе и твоим близким другие люди, и тогда ты познаешь радость Истинной Веры.
И я… Я все это помнила!
Молотки в моей голове продолжали стучать — и делали это слишком громко, — но падать в обморок я больше не собиралась. Вместо этого смотрела на нее, а она смотрела на меня.
И взгляд настоятельницы, которым она окинула меня с ног до головы — в моем новом дорожном наряде, с высокой прической, о которой так старательно заботилась Лиза, словно это было главное сокровище Марсии… Так вот, ее взгляд был крайне изумленным, словно матушка Долорес никак не могла взять в толк, откуда я взялась в ее покоях в таком виде.
Затем она уставилась на Нортона Вестегарда, с собственническим видом державшего меня за руку, и ее рот изумленно открылся.
Похоже, удивление лишило настоятельницу дара речи, поэтому первым заговорил он. Представившись, рассказал о цели нашего визита. Она была вполне благовидной — герцог Аранский собирался дать монастырю денег. Но матушка-настоятельница то ли его не услышала, то ли никак не могла поверить своим глазам…
— Рисаль?! — наконец, выдохнула изумленно. — Но как?! Откуда?!
— Матушка… — выдавила я из себя, так и не придумав, что ей ответить.
Рот ее снова округлился, словно она в очередной раз попыталась понять, но так и не смогла. Вот и я тоже… Вспомнила, как смотрела на барона Хойера и никак не могла взять в толк, почем он меня не узнал.
Внезапно раздался стук в дверь, на что матушка Долорес выдавила из себя согласный возглас. Дверь отворилась, и в кабинет вошла молодая девушка. Похоже, она всего лишь проживала на территории монастыря и еще не приняла постриг — на ней было темно-серое платье с глухим воротником, без каких-либо украшений. Длинная коса лежала на груди, но светлые непокорные локоны выбивались из-под платка.
— Вы звали меня, матушка? — произнесла она… моим голосом.
Глаза настоятельницы округлились точно также, как и ее рот. И я, повернувшись, тоже не смогла сдержать изумленного вздоха. Потому что обнаружила, что смотрю на саму себя — во сбившемся чуть на бок головном уборе. У девушки были такого же цвета глаза, как и у меня, такой же чуть вздернутый нос и упрямые губы.
Никаких сомнений у меня не оставалось — в покои настоятельницы вошла… я сама!
А дальше действовала я уже инстинктивно. Что-то всколыхнулось в глубине памяти, предупреждая, что так нельзя… Нельзя, чтобы та, другая, увидела и узнала меня, иначе это приведет к непредсказуемым последствиям.
Вполне возможно, обернется страшной катастрофой.
Какой именно, я не знала, но раньше, чем девушка успела хоть что-то осознать, кинула в нее заклинанием.
Била сильно. Убивать не собиралась, но хотела оглушить. К тому же, я чувствовала, что мне придется преодолеть серьезную защиту — та, другая, оказалась сильным магом, — поэтому удар вышел довольно внушительным.
Девушка отлетела к двери и сползла на пол.
Затем я повернулась к матушке-настоятельнице, и с моих рук сорвалось еще одно заклинание, лишив ее сознания.
— Рисаль, объяснись! — раздался напряженный голос Нортона Вестегарда, который я с трудом расслышала из-за оглушительного грохота в моей голове.
Он не понимал происходящего, но герцогу Аранскому это нисколько не нравилось. Я видела, как его рука непроизвольно потянулась к мечу.
Но он все же его не достал.
Только вот… Надолго ли?! Да и поверит ли он мне, если моим действиям не было никакого объяснения, лишь подсознательное ощущение, что я поступаю правильно… Потому что я и сама с трудом верила в происходящее!
И сможет ли он мне довериться, потому что я пока еще не знала, как все ему объяснить?!
— Пока что не могу, — прошелестела в ответ. — Не могу ничего тебе сказать, но знаю, что так правильно. Так нужно! Она не должна меня увидеть, иначе всем будет плохо!
Он окинул меня испытующим взглядом.
— Кому будет плохо?
