— Сейчас я встану и пойду домой, — вернув голосу твёрдость, я одёрнула подол и поднялась. Тело после падения болело, особенно досталось многострадальным рёбрам.
Волк дёрнулся и потрусил к валяющейся на земле корзине, обнюхал и скривился. Посмотрел на меня разочарованно.
— Ты голоден?
Он фыркнул и тряхнул лохматой головой. Какие огромные у него уши! И вдруг в голову пришла совершенно глупая мысль — а какие они на ощупь? Наверное, нежные и мягкие.
— Прости, у меня нет с собой пирожков, — я развела руками. Холодные волны страха пробегали по спине, щекотали нервы.
Я сейчас почти как Красная Шапочка.
Посмотрев вверх, я поняла, что овраг не так уж высок, но склон почти отвесный, к тому же земля рыхлая — будет осыпаться. Волк пристально наблюдал за мной, поэтому заметил полный тоски взор. Он вальяжно побрёл вперёд, то и дело оглядываясь, потом остановился — я поняла, что серый куда-то зовёт.
Волк. Зовёт. Меня.
Это бред? Мне снится? Или я отбила голову при падении?
Зверь, потеряв терпение, негромко рыкнул, а я, подскочив от неожиданности, схватила корзинку и кинулась за ним. Ноги плохо слушались, колено разболелось, но я стоически терпела, не хотела раздражать хищника лишний раз.
Мы шли по дну оврага, а ветер над нами шумел сухими кронами. Я насобирала белых грибов, успела даже приметить заячий хвост, но тот со всех дёрнул прочь, едва завидев странную процессию. Наконец, дорожка пошла вверх, и я оказалась почти на опушке — невдалеке виднелся ивняк, и звонко бурлил ручей.
Не сводя с меня внимательных глаз, серый подошёл ближе, а я, не успев до конца осознать, что творю, протянула руку.
Он ткнулся лбом в ладонь. Шерсть оказалась мягкой и слегка влажной. А ещё горячей, будто печка.
— Спасибо, Волчок, — на душе вдруг стало легко, и оковы страха разжались. — Будем дружить?
Зверь глянул исподлобья и фыркнул, мол, чего ты несёшь, дурная девчонка! А я улыбнулась.
Что ж, не так страшен оказался лес, как о нём твердили.
Глава 4. Дядя Джеймс.
Этой ночью я уснула сразу, едва голова коснулась подушки. Сновидения туманные, путанные, будто комок из разношёрстных ниток в корзине бабушки, накинулись скопом и затянули в свою пугающую темноту.
Грезилось, будто я иду по бесконечному лесу, из которого зима выела все краски — серые скелеты деревьев тянули кривые и голые ветви, норовя ухватить за подол. Схваченная морозом дорожка петляла меж потрескавшихся от холода стволов, из расщелин в земле сочилось невесомое кружево тумана, обволакивая ноги до колен, а вороньё, сидящее на ветвях, провожало меня внимательными взглядами. Я шла на зов, который ощущала каждой клеточкой кожи, но объяснить его природу не могла, как ни пыталась.
Потом зимний лес сменился длинным коридором — вымощенный белыми мраморными плитами пол, арочные проёмы с позолотой, картины людей в богатых рамах. Я боялась глядеть в их застывшие лица, потому что чувствовала множество взглядов. Сотни глаз следили за мной, точно за невиданным зверем, и от этого по коже бежали мурашки.
Двери. Бесконечное множество дверей, но за каждой из них скрывалась пустота, кроме одной-единственной. Той, за которой меня ждал источник зова.
Когда пространство вокруг начало таять, я не сразу сообразила, что просыпаюсь. Тело дёрнулось, я распахнула глаза и увидела над собой обеспокоенное лицо миссис Бёркинс.
— Девочка, что-то долго ты сегодня спишь, всегда ведь спозаранку вставала. Мы с твоей бабушкой уж волноваться начали. Я зашла — вижу, ты мечешься по кровати, как будто тебя жар мучает.
— Нет, всё хорошо… — я села, откашлялась. В горло как песка насыпали, а ноги-руки не хотели повиноваться. — Спасибо, миссис Бёркинс.
Она окинула меня внимательным взором тёмных глаз, поправила передник.
— Тогда спускайся вниз, деточка. Твой дядюшка прислал мальчишку-посыльного, передаёт, сегодня к обеду будет у вас.
Я непроизвольно застонала. Дядю Джеймса видеть не хотелось. В последние годы он редко бывал у нас, предпочитая отправлять крошечные суммы на наше содержание почтой. Одним из веских поводов для визита стал случай два года назад, когда я устроилась на работу в местную аптеку — надоело влачить жалкое существование и надеяться на подачки дяди. К тому же, я считала себя достаточно взрослой и не хотела сидеть дома, сложа руки и ожидая, пока кто-нибудь женится на мне из жалости. Но уже через неделю примчался разъярённый дядюшка, его тонкие светлые усики гневно топорщились, когда он кричал, что я позорю род своими выходками.
Конечно, он счёл то, что я пошла искать работу, позором. Его всегда волновала людская молва и разного рода слухи. Мы ведь, ни дать, ни взять, провинциальные аристократы! Стыдно девице из благородного рода трудиться, как простая горожанка или крестьянка. Зато ходить в обносках и жить впроголодь — не стыдно.
Не знаю, как дядя Джеймс это провернул, но после его визита меня не брали нигде — ни помощницей модистки, ни ассистенткой аптекаря, ни даже в бакалейной лавке. Получалось иногда продавать своё рукоделие — и на том спасибо.
Миссис Бёркинс помогла накрыть обед в гостиной, и, когда заявился дядюшка, оставив грязные следы от щегольских ботинок на ковре, что я недавно вычистила, на столе уже дымился рыбный пирог по её особому рецепту. Этот франт презрительно наморщил нос, разглядывая обстановку и покачивая тростью с полированным янтарным навершием. От него за версту несло снобизмом вместе с мелочной жаждой казаться внушительней и богаче, чем он есть на самом деле.
Поцеловав затянутую в кружевные перчатки руку бабушки, он поприветствовал меня:
— Здравствуй, Розалин, детка, — от оценивающего взгляда мутно-голубых глаз захотелось поёжиться, но я лишь гордо вздёрнула подбородок. — А ты повзрослела, вытянулась, стала похожа на девушку. Только эти пухлые щёчки с ямочками и деревенский загар портят всю картину.
Кажется, я пошла красными пятнами от обиды.
— Странно, что мои щёки на месте, дядюшка. На те деньги, что вы нам высылаете, не пошикуешь, — процедила тихо, чтобы не услышала бабуля. Я не хотела устраивать при ней отвратительных сцен.
Он лишь усмехнулся.
— Ну-ну, детка, не преувеличивай. Молодым девушкам вредно есть мясо, говорят, от него могут появиться прыщи, — и поправил кружевное жабо под подбородком.
Захотелось вцепиться в эти накрахмаленные кружева и оттаскать за них дядюшку, чтобы не думал задаваться. Он только и делал, что тратил деньги да проматывал моё наследство, не думая ни о семье, ни о приумножении капитала. Интересно, откуда сейчас он берёт деньги? Не удивлюсь, если от обеспеченных женщин.
Дядя Джеймс был ещё довольно молод и хорош собой, но красота его была холодной и отталкивающей, хотя некоторые дамы находили его привлекательным. Наш городишко полнился слухами, некоторые долетали и до меня. Например, не так давно болтали, что дядюшка ездил с богатой вдовой отдыхать на воды, после чего успешно её бросил ради свежей юбки.
