Нити на нем будто сгорели и кожу немного саднило.
Смерть улыбнулась мне, и посмотрела на мужа, который продолжал обиженно отводить взгляд.
— Я обещаю вам, господин Маркус, я буду беречь свою жизнь. А еще жизнь Инка и Сарама. Я всеми силами буду стараться не причинять вам боль, клянусь.
— Все вы так говорите.
— Поверьте смертной, нам тоже очень хочется покоя.
— Тогда прочь. И чтобы раньше, чем через несколько десятилетий я тебя не видел, — он болезненно ткнул меня пальцем в лоб, и я уже хотела возмутиться, как мир вновь пошатнулся, и я поняла, что лежу на чьих то коленях, слишком сильно придавленная к чужому телу.
— Птичка… — шептал Инк, раскачиваясь, будто убаюкивая меня. — Птичка моя, пташка. Прости меня. Простииии меняяя….
Провыл он мне в волосы, и я сама едва не расплакалась, столько боли в нем было. Она хлестала через край, отравляя до рези в ребрах. Невыносимая, неподъемная.
Он винил себя в мой смерти, я чувствовала, как вина съедает его, как дрожат пальцы, как судорожно шепчут губы.
— Я найду тебя обязательно, обещаю. Отыщу тебя, слышишь, девочка?.. — И вновь болезненный стон, переходящий на вой.
— Просто отвези меня на море, и я все прощу, — прошептала и зная, что он услышал, поскорее обняла, уберегая от кондрашки.
Никогда на меня не смотрели такими глазами, и вряд ли посмотрят вновь. Но оторвав мое лицо от своей груди, Инк шумно проглотил воздух, что душил его, и видя, что я вполне себе жива, вновь смял меня так сильно, что я вскрикнула:
— Осторожнее! Сломаешь же, великан! — пискнула и меня тут же отпустили, собирая ладонями лицо и вглядываясь в мои глаза.
— Я отвезу тебя куда захочешь, пташечка, — говорил и целовал мои щеки, скулы, краешки губ, все еще не веря в чудесное исцеление. Судорожно зарывался пальцами в мои волосы, словно до сих пор не веря, что я здесь, с ним.
— А где Айза?
— Я с ней разобрался, — раздался над головой голос Сарама и я подняла глаза, встречаясь с улыбающимся мужчиной, в глазах которого плавала тихая грусть. — Я исполнил все ее желания, и была ее очередь.
— И что ты пожелал?
— Чтобы она исчезла. Навсегда, — ответил он, и поклонился.
Мы поняли друг друга.
Даже по глазам, я видела, что он точно знает, где я была и что сделала, чтобы вернуться. Но Сарам сохранит секрет моего обещания данного жизни, и мы наконец, покинем этот город.
— Не хочу отрывать вас от долгожданной встречи, но все же хотелось бы поторопиться. Скоро здесь соберется куча народу, и вряд ли они будут рады вас видеть, Мимирель.
Инк помог мне подняться, и я огляделась.
На том месте, где ранее был вход в пещеру и располагалась сама крепость, был огромный, бездонный ров, дна которому не было. Земля словно провалилась, засосав в себя все остатки каменной клетки, и место поклонения к которому люди столько лет поклонялись, полностью разрушилось.
А значит больше не будет невест, и девушки, что умерли там, наконец оберут покой.
— Да, нам нужно уходить, — прошептал Инк, придавливая меня к себе крепкой рукой.
«В новую жизнь» — мысленно добавила я, обнимая любимого.
Эпилог
— О, прекраснейшая из прекрасных! — вдохновенно взывал Сарам, перелистывая желтые страницы очередной книги. — Как солнца луч, и лунный свет, что землю жемчугом одел!
— Льстец, — улыбаясь, ответила я, полной грудью вдыхая свежий аромат морского воздуха, перемешанного с сладким запахом сочной фруктовой мякоти и свежести трав.
Мне так понравилось море, что мы решили остаться в Иртене.
Даже будучи больше не демоном, Инк имел большое влияние, и как не странно, многие были рады его возвращению спустя столько лет. Он собрал все долги с огромными дивидендами, и мы купили потрясающий домик, прямо у берега.
Теперь я каждый день могла смотреть на лазурную гладь, или с восторженным замиранием сердца видеть, как бушует шторм за окнами. Каждый раз этот вид завораживал меня, заставляя задуматься о том, каким долгим был путь сюда — в нашу тихую гавань.
Сарам, как и планировал, остался с нами, лишь время от времени исчезая, и возвращаясь с блестящими глазами и лукавой улыбкой.
— Наверстываю упущенное, — как-то раз сказал он мне, и продолжая улыбаться, ладонью пригладил растрепанные волосы.
Я могла его понять, ведь мы с Инком до сих пор не могли отлепиться от друг друга. Мне было просто необходимо касаться его, трогать, нюхать, понимать, что он рядом и больше никуда не уйдет.
И даже сейчас, стоило ему отлучиться ненадолго, я уже испытывала потребность поцеловать любимого, посмотреть на то, как он улыбается, и услышать свое имя в его устах.
— Когда рассвет сменяет день, — продолжал Сарам, зачитывая мне очередной стих под легкий шелест волн. — И счастье омрачает тень, не бойся ангел, все поправимо, любовь уверенная — сила. Не бойся мрака или боли, когда твой человек с тобою.
— Не плохо, но не слишком ли?
— Мимирель, это стихи о любви и вере, в них не может быть что-нибудь «слишком», — укоризненно сказал он, откладывая книжечку на кофейный столик. — Ваша с Инком история как раз такая, и тебе ли не знать, как отчаянны бывают чувства?
— Разве это подлежит сравнению?
— Бесспорно, госпожа души моей! Вы как реальное подтверждение моих слов! Кстати, Мимирель, когда ты планируешь рассказать Инку?
— О чем? — не сразу поняла я, поворачиваясь к другу, и вновь прикрывая глаза, поймав сладкий южный ветерок кончиком носа и вершинками щек.
— Ты знаешь, о чем я говорю.
— Скоро.
— Не тяни, небесный цветок. Он заслуживает того, чтобы узнать об этом из первых уст. Или расскажу я.
Джин расплылся в своей потрясающей улыбки, а я только возмущенно фыркнула, притворно обижаясь.
Как сказать то, что я сама еще не до конца осознала?
Мы не думали, что так может случиться, ведь демон и человек понятия не совместимые, но после того, что произошло, мы были так рады наступившему покою, что совершенно забыли о том, что Инк больше не демон.
Он человек. Самый настоящий, хоть и более сильный, невероятно красивый и потрясающе… мой.
Сарам первый понял, почему у меня вдруг закружилась голова, почему любимые сладости неожиданно вызвали легкую тошноту и смотря на меня удивленно, выдвинул свою версию. Хорошо, что наедине!
После одобрения, Сарам провел свои магические исследования, длящиеся ровно пару минут и вынес вердикт — беременна.
Срок был еще совсем маленький, и я позволила себе успокоиться и не рушить долгожданную тишину своим признанием. Но чем больше времени проходило, тем сильнее я трусила.