— Ну я типо осознал все, — Гоша подходит к нам ближе, — Что мне теперь? С голыми пятками ходить?
— Потерпишь, — собираю карты в коробку и поднимаю на друга глаза, — Приказы не обсуждаются. Сегодня должны полицейские прилететь. Мы свалим сразу же на их «вертушках».
— Они ещё вчера должны были прилететь. А если сегодня снова нет? — Вадим отрывается от экрана телефона и переводит взгляд на меня, — Сопровождение на нас повесят? А если в горы подниматься, то он босой.
— Значит, будем сопровождать. Нахождение здесь — дело сугубо добровольное, если кто забыл. Не учебка, — припечатываю кулаком по столу, — Пехали… за кроссовками твоими, — киваю Гоше, — Заодно осмотримся. Архип, не вздумай снова с собой шоколад нести! Не прикармливай пацана.
— Перестань, Ярый! Жалко… Ему всего четыре…
— Отставить! — чуть громче говорю, чем положено, — Ты мальчишку опасности подвергаешь, если кто подумает, что он тебе дорог!
— Согласен… — вздыхает Архип и вытаскивает из внутреннего кармана плитку.
— Давай за руль, — подаю ключи Гоше, а сам сажусь рядом с водительским.
Я понимаю, что пацаны имеют право на нервы. Мы уже пять дней вчетвером охраняем местных жителей и часть важной дороги, которая ведёт к пограничным блок постам. Живем в контейнере, как в консервной банке. За день металл нагревается так, что нечем дышать, поэтому заснуть на жалком подобии полки из поезда получается только после пяти утра. Песочная пыль засыхает в носу и хрустит на зубах. Глаза часто слезятся. Это хорошо, значит не схватим конъюнктивит. Запасов питьевой воды хватит ещё на три дня. Дальше придётся покупать. О том, чтобы помыться речь не идёт. Так, только умыть лицо и руки. Условия жизни у местных, кто не успел уехать, адовые. Это, блин, не картинка с экрана телевизора, а реальная война. Страх, голод, разруха, мародерство, антисанитария. Торчащие из стен арматуры и развешанное на них серое, застиранное белье. Некоторые старики ещё помнят русский. С ними можно перекинуться парой слов, рассказывают интересно. Молодёжь и дети уже только на своём. Паркуемся на небольшой площади. Старшие вздрагивают от звука мотора, косятся, дети продолжают что-то строить из бетонных ошмётков стен. Маленький друг Архипа тут как тут. Камиль, кажется. Чумазый, худой, оборванный. Чует шоколад что ли? Уже наматывает круги вокруг нас, в глаза заглядывает, но близко не подходит. Боится.
— Гоша, бери Вадика и иди торгуйся, а мы с Архипом на улице покурим, — хватаю Вадика за рукав и притягиваю к себе, — Телефон убери, не беси общественность, — он кивает в ответ, хочет переложить смартфон во внутренний карман куртки, но Архип перехватывает его руку.
— Пусть у меня побудет! — забирает телефон и кладёт себе, — От соблазнов, — хитро подмигивает.
Сегодня вокруг дома местного барыги крутятся женщины, шепчутся, что привёз прокладки. Да, блин. Как все-таки мало людям для счастья надо… Прокладки…
Теперь понятно, что мелкий здесь делает. С матерью пришёл.
Неожиданно улавливаю повышающийся градус волнения. Люди начинают расползаться в дыры, как тараканы.
— Гости у нас, — напрягается Архип, — Удачно зашли, — оглядываемся на рокот мотора в тот момент, когда на дорогу вылетает открытый джип.
Как Бог мог создать настолько неприятных живых тварей? Только глянешь — сплюнуть хочется. Воюют тоже, как крысы. Локально, мелкими ударами, и всегда отступают. В напряжении ждём действий. Первыми тронуть не можем. Приказ — только защита с минимальным вмешательством. Но дальше происходит то, чего мы могли ждать меньше всего. Машина сбрасывает скорость, один из бородатых резко перекидывается через борт двери, подхватывает маленького Камиля и утрамбовывает его в руки подельника. Воздух начинает звенеть от женского крика, в десяти метрах от нас мужик в гражданском выхватывает ствол и начинает мочить автомобиль по колёсам. По тому, как рядом с ним убивается в истерике женщина, я понимаю, что это — родители пацана.
— Давай за ними! — орет Архип, а я понимаю, что ввязываемся мы сейчас в полный беспредел.
Из лавки выскакивают Вадик с Гошей, секундой оценивают ситуацию и бегут следом за нами к автомобилю.
Мы успеваем проехать метров двести, когда джип террористов заносит на повороте и он переворачивается на бок, прокручивая прострелянные колёса в воздухе.
Пассажиры вылетают на дорогу. Мы тормозим и наводим на бородатых автоматы. Сердце колотится в горле, не могу разобрать жив мальчишка или нет — лежит, уткнувшись носом в асфальт, и не двигается. Держу главного на прицеле в голову.
— Стоять! — пытается командовать за моей спиной Архип. Группа местных мужиков его не слушает, стоит ор и диалектный мат. Вадик делает предупредительный выстрел в воздух. Становится тише, можно говорить.
— Перевести можешь, — киваю отцу мальчика, — он коротко кивает и выходит вперёд, — Спроси, мальчик жив?
Спрашивает. Главный грубо переворачивает ребёнка на спинку и кивает головой. Что-то говорит мужчине, от чего отец мальчишки звереет.
— Переводи мне, — ору на него.
— Он говорит, — запинается, непроизвольно сжимая челюсть. Я ощущаю, как грань адекватности стирается, — Что моя жена может пойти к ним вместе с ребёнком, сможет смотреть, как он растёт и принимает правильную веру. Что он признаёт мое право искать своего сына, но жена уже не вернётся. У неё будет новый хозяин.
— Спроси, что он хочет за ребёнка? — мужчины обмениваются парой фраз.
— Денег, они хотят много денег, — видя, как начинают стекленеть глаза местного, Гоша наводит на него автомат.
— Это чтоб ты думал резче, — обьясняет мужчине.
— Скажи, пусть отпустит сына, — Архип подходит к отцу ребёнка и начинает разоружаться, — Я вместо него буду.
— Хера ты творишь, Архип? — рычу ему в спину, понимая, что пленный боец им намного желаннее ребёнка.
— Голова у мальчика пробита, Ярый! — уверенно говорит мне через плечо, — Не прощу себе. Быстрее действовать надо, — добавляет чуть тише, — Когда пацана отдадут, я упаду, а вы мочите на поражение.
——
— Говори, что деньги будут, — киваю отцу мальчишки, — Только мы обмен хотим.
Архип начинает медленно двигаться в сторону террористов. Ему навстречу выходят двое. Один выносит ребёнка, а другой осматривает Архипа на наличие оружия. Мальчик уже в сознании, его опускают на ноги. Сами не станут приближаться… Крысы…
— Зови его, — говорю отцу, но ребёнок стоит и не движется. Закрывает ушки маленькими ладошками, делает шаг и падает на дорогу, как подкошенный. Оглушило.
Вдруг тот террорист, что осматривал Архипа, дёргается. Валит его на асфальт, наводнит на голову автомат и достаёт из кармана, вибрирующий телефон.
Ну пиздец! Главный что-то командует. Мне хочется орать, крушить, материться. Все плохо! Не так! Все пиздец, как плохо.
Из толпы вылетает мать малыша и кидается к нему, что-то истерически причитая на своём.
