— Ты с ума, что ли, старая, сошла?!
Голос этот, его интонации, злость и хамство в нем, показались Марьванне смутно знакомыми. Близоруко вглядываясь в набеленное лицо побитого, мстительная Марьванна сжала ремень покрепче и, взмахнув им, умело саданула извращенца по второй ляжке, да так, что тот подпрыгнул на своих высоченных каблуках, словно необъезженный конь в яблоках. Только в звездах.
— Мать, ты завязывай махач устраивать! — истерично, с претензией, выкрикнул побитый, растеряв мигом весь нежный девичий лоск, и Марьванна его тотчас узнала.
— Генка Пиявочкин?! — изумленно выдохнула она, присмотревшись повнимательнее и разглядев в разукрашенном чучеле своего непутевого выпускника. — Ах ты ж, тунеядец ты хитрый… Ах ты, ирод ты бестолковый! Сколько ж ты крови у меня попил…
«И теперь еще встаешь на пути к моему личному счастью!» — возопило все возмущенное, раненное навылет существо Марьванны.
Когда-то давно Генка Пиявочкин был притчей во языцех всей школы, а Марьванна была его классным руководителем и жертвой по совместительству. Генка вечно что-то затевал и, как правило, опасно, с разушениями вляпывался, только чудом выходя невредимым из передряг, а не очень молодая уже Марьванна, рыдая и прижимая надушенный платочек к заплаканным глазам, бегала к директору на ковер за выволочкой и до поздней ночи поджидала в школе вызванных Генкиных родителей.
Генка был нахален, ленив, заносчив, жесток и мечтал стать космонавтом.
Учиться он, правда, не хотел, беззастенчиво мечтая, что к тому времени как он окончит школу, интерфейс космических ракет будет не сложнее компьютера. А пока такую ракету не построили, Генка набирал свою бесстрашную команду из числа одноклассников. Он ставил бесчеловечные опыты, заставляя одноклассников поедать школьные цветы, и конструировал свое оружие, которым рассчитывал поработить инопланетную расу.
От оружия этого у всего класса были синяки, ссадины и шишки, а девочки не раз с рыданиями убегали домой, зажимая в мокрых горячих ладошках отстриженные под корень косички. Словом, у инопланетян не было шансов. Пиявочкин готовился к весьма конкретным действиям: всех инопланетных мужиков отлупить и надругаться над всеми инопланетными женщинами.
В кабинете директора Генка сидел, небрежно завалившись на стуле, надув губы и вытянув длинные голенастые ноги, мешая разъяренному директору метаться и читать ему нотацию. Директора и его гневных интеллигентных слов Генка не боялся, так же, как и рыдающей матери. В них он не чувствовал достойных соперников; мать грозилась выдрать, но не могла снять с дерева, и скандал с угрозами кончался тем, что она звездным вечером бегала внизу и умоляла спуститься, клятвенно уверяя, что пальцем не тронет.
И только Марьванна вселяла в Генку почти животный, первобытный ужас, как шаман, обожравшийся грибов и бьющийся в припадке. Ибо если ее допечь, из рыдающей слабой дамочки она превращалась в безбашенного Мстителя, в неукротимого Халка — не меньше. Не хотел бы Генка встретиться с ней на другой планете во время своей исторической миссии!
А все потому, что однажды Марьванна сорвала Генке отработку стыковки и спуска пилотируемого корабля. В качестве краш-манекена в ржавое старинное корыто по приказу властного жестокого Генки посадили мелкого шибздика и спустили и крыш гаражей по трубам теплотрассы. Шибздик орал, корыто гремело, летя в неизвестность и, скорее всего, в реанимацию.
Тут бы и конец настал пробнику пилота, но словно из-под земли вынырнувшая Марьванна на полном ходу настигла и с нечеловеческой силой остановила корыто, набравшее нехилые, как боб на обледеневшей трассе, скорость и массу. Легче остановить на скаку коня, чем шибздика в корыте.
А затем, рыкая словно чужой или хищник, бесстыдно и дерзко разорвав новую юбку до самого пояса, на каблуках, она исступлено гналась за перепуганным Генкой по крышам гаражей и догнала, вследствие чего Генка, чемпион школы по бегу, получил психологическую травму на всю жизнь.
Он был больше не сильнее и отважнее всех.
После того, как дикая неукротимая Марьванна, вопящая, как Тарзан на лианах, силой стащила его с гаражей, и, бесстыдно мелкая обнаженным бедром, за ухо протащила по всей улице, Генка утратил свое гордое звание альфа-самца, и долго реабилитировался дикими выходками перед своей скептически настроенной космической командой.
…Теперь, значит, ВДВ и шоу трансвеститов… Какая причудливая фантазия была у Генки!
— Атас, братва! — прогорланил загнанный в угол Генка могучим, как рев оленя, голосом. — Горгона!
Ее старое школьное прозвище вовсе вывело Марьванну из старческого оцепенения, она снова ощутила драйв, на губах — привкус паров нагретого на солнце гаражного рубероида, приятно подающегося под каблуками ее туфель.
— Кобылкин? — ахнула Марьванна, вглядевшись в еще одно «девичье» перепуганное лицо. — Звёздный? Кацман?!?!?!
Стройный изящный Кацман не ответил. Только застенчиво поправил на интеллигентном носу тонкую оправу очков, и Марьванна поняла, что, наверное, зря тогда остановила его несущийся к краху боб… Словом, вся космическая команда была тут, и даже пробник пилота — тоже. Но сейчас эти перепуганные ряженые мужики были не ее учениками, а она — не их учителем, и, наверное, пришло время поквитаться. Поистине адская улыбка раздвинула губы Марьванны, и она со свистом полоснула ремнем Кацмана по ногам, мстя за все годы школьной жизни чудесной.
— Остолопы! — проревела она, подражая Халку, выгибаясь в своем желудочном неудержимом яростном хохоте. — Неучи! Лентяи!
— Жги, Маняш, — подал мрачный голос кот. — Тут уже ничего не спасти!
Сила чудная заструилась по жилам Марьванны, меч-кладенец волшебный запел в ее руках, делая ее сильнее, мудрее и бесстрашнее.
Словно дембель за новобранцами, гонялась неукротимая Марьванна за перепуганными вопящими жертвами общего образования, оставляя на их филейных частях четкие, как знак качества, звезды, словно на фюзеляже самолета — по количеству сбитых. Вцепившись в роскошные волосы Генки, Марьванна дернула — и попятилась, с изумлением сообразив, что они, кажись, настоящие. Дивные ухоженные локоны до самого пояса…
— Ах ты, паршивец! — взвыла Марьванна, припоминая, как Генка в борьбе за власть и право называться альфой в общем стаде, налил суперклея в ее роскошную косу и приклеил ее к спинке стула… Больше длинных волос Марьванна не носила никогда.
— Мария Ивановна! — в ужасе верещал Генка, когда одичавшая Марьванна, отбросив в сторонку ремень и безжалостно намотав на кулак Генкины буйные кудри, вдруг извлекла из кармана мелкую трехголовую ящерицу и ловко, словно из зажигалки, высекла из нее опасную искру.
Зажигалка Горыновна, радостно пуская огненные сопли, заклацала острыми зубками со всех трех голов, и Марьванна провела ею, как бритвой, Генке против шерсти. Запахло паленым. Ящерица грызла в три горла и радовалась. Генка рыдал, глядя как под ноги постаревшему, но все такому же неукротимому и дикому Халку сыплются его волосы. На голове Генки все больше и больше зияла горящая огнем плешь.
