– Анечка, я тут! – крикнула Дарья Петровна.
– Мама, – облегченно выдохнула та и кинулась к ней. – Я чуть с ума не сошла, пока ехала. Извини, что опоздала в – в этом чертовом городе сплошные пробки.
Женщины обнялись. Дарья Петровна прижалась к дочке, как котенок или щенок, который упал в реку, но его вытащил добрый человек.
Именно такая ассоциация возникла у Абрамова. Дело в том, что когда-то он спас тонущего песика – еще в подростковом возрасте. Тот прильнул к нему и посмотрел в глаза с такой благодарностью, что Матвей не смог с ним расстаться. Притащил домой и уговорил родителей оставить дворняжку. Назвал Рексом – тогда по телевизору шел немецкий сериал про полицейскую овчарку. Все его обожали, Абрамов в том числе. Его Рекс умер через двенадцать лет. Матвей плакал, когда это случилось.
Больше он собак не заводил…
– Надеюсь, вы моей маме не грубили? – сурово глянула на Матвея Аня.
– Доченька, ты что такое говоришь? – Дарья Петровна покраснела, хотя до этого бледная была. – Господин следователь – интеллигентный мужчина.
– Мне он таким не показался.
– А вы ко мне присмотритесь, Анна Николаевна. Может, я не так и ужасен?
– Может, – буркнула она.
И в этот момент Матвей понял, что она тоже к нему неравнодушна. Это заставило его улыбнуться.
– Делайте это почаще, – шепнула ему Дарья Петровна. – У вас замечательная улыбка.
Они попрощались, и женщины ушли. А Матвей отправился-таки в подвал.
Желейного человека он застал за поеданием пончиков. Он уплетал их, слизывал с губ сахарную пудру, и был безмерно доволен. И это несмотря на то что рядом лежал в тазу какой-то внутренний орган, ничем не прикрытый.
– Убери это, – попросил Матвей.
Попов убрал таз под стол и вернулся к пончикам, даже не протерев рук.
– Для меня ничего нет? – спросил Абрамов.
– Тело Гребешкова изучено досконально, можно отдавать родственникам.
– Это все?
– Почти. У него на шее, кроме раны, было еще кое-что – след от поцелуя, оставленный помадой.
– Что-то я его не заметил. Не поцелуй, в смысле, а отпечаток.
– Потому что он стерся, следов помады на коже не осталось. Только на свитере сзади.
– Николая Гребешкова поцеловали перед смертью?
– Я бы даже сказал, в момент, когда вонзали в шею отвертку. Как в «Пульсе», который ты, как я понимаю, так и не посмотрел.
– Морит меня от него. Клонит в сон.
– Чудо ты, а не человек. Кровавые боевики никого не убаюкивают, тебя одного.
– Не только они. Если неинтересно, я засыпаю. – И это было так. Тот же «Титаник» от начала до конца Абрамов не смотрел, только начало и конец, а скучную, мелодраматическую середину пропускал. – Так что там с киллером из «Пульса»?
– Это была женщина. Единственная, остальные – мужики. Она своих жертв «клеймила» поцелуем. Ее кодовое имя – «Липси». Произошло оно от английского слова «липс» – губы.
– Ты сейчас мне Башку напомнил, – проворчал Матвей. – У меня сестра в США живет, я знаю язык.
– Ах, простите. – Желейный человек взмахнул своими пухлыми ладошками и закатил глаза. Паясничал!
– И что нам дает тот факт, что Гребешкова «заклеймили»? Наши компьютерщики сказали, что «Пульс» скачали почти миллион человек. А сколько посмотрели онлайн, не сосчитать.
– Я провел анализ помады. Это «Шанель», оттенок «Пурпурная роза».
– «Шанель», говоришь? – задумчиво переспросил Матвей.
– Дорогая помада. Больше тысячи стоит. Может, это станет зацепкой?
– Пожалуй.
Он вспомнил, что Анна Ивановна Кулеж при нем красила губы яркой помадой фирмы «Шанель». А еще она родила Оксану…
Она, а не Злата. И подбросила девочку на порог дома, где жил Гребешков. Но тот отвез ребенка в город и оставил у дома малютки.
Матвей вернулся в свой кабинет и включил компьютер, чтобы еще раз посмотреть снимки из «Хрусталя». Уборщица невысокая и худощавая, явно немолодая – складки на шее видны. Но это ничего не дает…
Он решил позвонить Кулеж и встретиться с ней под предлогом осмотра помещений. Теперь он на нее другими глазами взглянет и, возможно, что-то заметит. Потом можно взять ордер и изъять у нее помаду.
– Абрамов, есть новости! – услышал Матвей. К нему в кабинет как всегда без стука ворвались, сейчас – старший опер Котов. – Мужика, с которым встречалась Ортман, звали Семеном, он торговал медом в ДК машиностроителей. Мы попытались его найти, но пчеловод пропал еще летом. Перестал звонить бывшей жене и дочке, да и с Ортман, судя по показаниям Елены Алешиной, резко оборвал связь.
– Как интересно.
– Это еще не все. Жил он до того, как сгинуть, с…
– Анной Ивановной Кулеж?
– Как ты догадался?
– Интуиция.
– А она тебе не подсказывает, что бабулька не так проста, как кажется?
– Она далеко не проста, поэтому я ей позвонил и назначил встречу. Поедешь со мной в ДК?
– Нет, я лучше без тебя.
– Все из-за Сани Перфилова? Он что, твой родственник?
– Даже не друг. Всего лишь сосед, но я его знал. Как и тебя, пусть и заочно. Ты, Абрамов, легенда! Антигерой. Ментовской джокер. Я ненавидел тебя и согласился работать с тобой в отделе только потому, что хотел прищучить. Но ты перестал брать, встал на путь истинный. Однако Саню я тебе никогда не прощу.
– Мог бы помочь ему, сам мент.
– Тогда я еще был стажером, а сейчас уже поздно. Убили Саню в тюряге. И его смерть на твоей совести, майор Абрамов.
* * *
Она сидела напротив Матвея, спокойная и с виду совершенно безобидная. Даже не верилось, что эта бабуля убийца. И ладно бы в далеком прошлом Анна Ивановна лишала людей жизни, лет тридцать назад, к примеру. Матвей знал одну пожилую «мокрушницу», которая по молодости замочила мужа и его любовницу, и даже не в состоянии аффекта, застав их на супружеском ложе за прелюбодеянием. Заподозрив супруга в неверности, она стала следить за ним, все выведала и, когда он в очередной раз наведался к своей даме на стороне, хладнокровно убила обоих. Жили они в деревне Клубника, где двери не запирались. Женщина вошла в дом и зарубила топором спящих в обнимку любовников. Села за это на двадцать пять лет, а откинувшись, зажила обычной жизнью. Коров пасла, огород возделывала. Но как только в деревне произошло убийство, все на нее показали пальцем. А на кого же еще? Пока мокрушница с зоны не вернулась, все было спокойно.
Матвей тогда только начинал работать, и его отправили в Клубнику, ставшую за это время частью города. Мокрушница виделась ему злобной старухой, похожей на ведьму из сказки, а оказалась она милой старушкой в платочке и валенках. Не верилось, что она могла кого-то зарубить. Как показало следствие, к преступлению, что расследовал Абрамов, она не имела отношения, но два убийства тридцатилетней давности точно были на ее совести.
