Лицо мальчика было в ожогах. Бровей не было. Один глаз заплыл.
— Так… — я мигом нарвала вокруг себя подорожника, — я, конечно, не лекарка…
Я приложила траву к ожогам и придавила пальцами к лицу — Михай скорчился от боли, зато и опухоль уменьшаться стала.
А я пошатнулась, потому что силу сейчас отдавала не накопленную, а свою.
— Ты сильная, — прошептал Михай.
— Сила — это умение собрать энергию вокруг себя и своей сделать. А я сейчас и того не могу… — я устало осела на траву. — И давно ты перевёртыш?
Михай побледнел.
— Последнюю четверть года от полнолуния прячусь…
— И что делать собираешься?
— Я навредить кому могу, — Михай отвернулся от меня, — не умею бороться с силой этой. От того и ушёл из дому.
— Умеешь — не умеешь, а научишься, — я медленно поднялась на ноги, глядя как братец мой названный всё больше уходит в себя из-за чувства вины, — спутник ты действительно полезный, если с силой своей совладаешь.
— Значит, ты меня не гонишь? — не поверил Михай.
— Что ж я, дурная, что ли, в деревню медведя — перевёртыша подкидывать? — искренне удивилась я, — моя теперь забота — зверя твоего приручать.
— Спасибо тебе, — благодарил ошалевший Михай, — я-то думал, ты меня на первом повороте домой отошлёшь… или того хуже…
— Того хуже сейчас на твоём лице отпечаталось, — остановила его, взваливая оба мешка себе на плечо, — зато будешь знать, как в следующий раз чего утаивать. Идти-то можешь?
— Могу…
— Ну, раз можешь, так поднимайся!
Шли молча. Михай и дышал-то кое-как, да видно не мог не спросить:
— А ты как же со мною справилась?
Я отмахнулась от него, стараясь не пыхтеть под тяжестью двух мешков. И угораздило же!
— Тебе повезло, что я не могу жизнь чужую забрать, да всех живых тварей оберегаю. Обернись ты нечистью какой — со мной бы уже не разговаривал.
— А ругать почему не стала? — не унимался Михай.
— Так какой толк такого болезного отчитывать? Тебя твоя немощность быстрее научит, чем целый день разговоров со мной. А кроме того — вижу, что не прост ты. Сила в тебе странная, нездешняя.
— Как и в тебе.
— Ну, я-то знаю, откуда она во мне. А ты, видать, от матери наследство получил.
— Не говорила она мне ничего, — покачал головой Михай, — а ещё я себя не помню, когда… — он замолчал.
— Ну, впереди две ночи, — добродушно улыбнулась ему — а то совсем загрустил защитник! — Будем твоё сознание будить.
На следующую ночь решили Михая связать, да потуже.
— Не сдержат тебя верёвки, когда ты в такую громадину оборачиваешься, — я в очередной раз покачала головой, глядя на это безобразие, — а я и без них обойтись могу.
Но Михай настаивал. Спорить не стала — если хочет связанным до полуночи валяться, это его дело. Да только луна из-за тучи выглянула, я вздрогнула и с непривычки отшатнулась. Мгновенно обернувшись огромным шатуном, Михай встал на задние лапы и рыкнул во всё горло. Верёвки жалкими обрывками у лап валялись.
— Михай! — крикнула ему, — ты слышишь меня?
Михай опустился на передние лапы и начал медленно приближаться.
— «Михай!» — крикнула на всех уровнях сразу.
Медведь остановился и вновь зарычал.
«Михай, ты можешь собой управлять! В глаза мне смотри!» — моя мысль увеличилась в медвежьей голове и превратилась в приказ.
Медведь замотал головой и, неуклюже оступившись, упал на задние лапы. Я держала его своим мыслетоком, но сил на это уходило много. На лбу выступили капли пота.
Михай попытался встать на задние лапы.
«Нет, Михай! Ты не человек! Встань на четыре лапы…»
Охотники, что в этот момент оказались неподалёку, увидели странную картину. Огромных размеров медведь шатун осторожно подошёл к молодой хрупкой девушке и преданно ткнулся мордой ей в живот.
— Держись девочка! — крикнул коренастый мужичок. — Фома сейчас с другой стороны заходит!
— Нет! — крикнула я и машинально отпрыгнула в сторону — медведь резко развернулся и зарычал.
— Ты главное не двигайся! Он пошустрее тебя будет! — прошептал подходящий сзади Фома.
— Не трогайте его! — крикнула изо всех сил, теряя последнюю власть над животным, но самострел уже был спущен, а стрела пришлась ровнёхонько в медвежье брюхо. — Прочь! — срывая голос, закричала я, и охотников отшвырнуло с поляны, — Михай!!!!
Но медведя уже след простыл.
Следующее утро принесло первый осенний холод. И тело следопыта под шиповниковыми кустами. На этот раз ранение было несерьёзным.
— Видать, шкура медвежья защитила, — пробормотала я, обрабатывая порез.
— Я помню… — прошептал Михай.
— Что ты помнишь? — я перевязала ему рану и налила в чашу отвару из трав.
— Как ты звала меня, — Михай попытался подняться, но скорчился от боли, — но только твой голос…
— И то неплохо, — улыбнулась ему ободряюще, а саму меня потряхивало — такого страху за ночь натерпелась! Но Михаю того знать не надо, — видать хорошая у тебя защита от животных инстинктов, раз не даёт сознанию человеческому проснуться в теле зверя.
— Но у нас получилось? — слегка просиял Михай.
— Как видишь, ничего невозможного нет. Как и нет ничего простого. Ты раньше только на новую луну оборачивался?
— Да… — замялся Михай, но продолжать не стал.
Я сидела и строго смотрела на него:
— Ты чего опять таишь? Выкладывай!
— Ну…. было один раз… в драке… когти выпустил, — он опустил голову, — не хорошо тогда вышло. Но больше не получалось.
Я кивнула — этого следовало ожидать. А парню-то нужно в обучение!
— Тут скоро деревенька по пути будет. Там отдохнём. Не нужно тебе выносливость свою проверять. А уж ночь в лесу придётся…
Деревенька Малые холмы тем и отличалась, что среди высоких гор стояла. Что тут произошло, и какие силы здешний ландшафт поправили — то тайной осталось. Но люд был здесь добрый и работящий — никак горы от многих бед выручали! И закралась ко мне мысль, что есть в здешних местах кто в силе сведущий…
— Ой, вы, силы небесные! — запричитала баба с крыльца, разглядев Михаево лицо.
— И вам здравствовать, — улыбнулась ей.
— Ты чего ж стоишь-то? Веди быстрей к Ядвиге, третий дом от моего по правую руку!
— Благодарю за помощь, — поклонилась я и подтолкнула Михая, что на дочь хозяйскую начал заглядываться.
Третий дом оказался самым ухоженным и благополучным в деревне. Стоял он этакой башней среди низеньких крестьянских домов будто специально, чтобы глаз радовать.
