— А разве это уже не сделано? — нарочито изумляюсь я. — Тогда нужно как можно скорее собрать их и пусть в церквях возносят хвалы Господу, что Пьеро Медичи, всей душой беспокоясь о благе Флоренции и флорентийцев, решил возложить на себя тяжкий груз не республиканского правителя, а монарха, чья власть не от людей, но от бога. И про полную поддержку Святого Престола пусть не забывают.
— И про охрану, — напомнила Бьянка. — Могут побить.
— Точно, охрана должна быть подобающей. И на площадях пусть глашатаи кричат во всю глотку о том же самом, но попроще, для обычного народа. Им надо доходчиво, понятно, без изысков. Снижение налогов, прощение процентов по займам, взятым в банке Медичи.
Пьеро этот удар по кошельку не сильно нравился, но ничего не поделать, корона того стоила. Хотя банкиры, они банкиры и есть, пусть и из благородного рода. Я не удивился, когда услышал следующие слова:
— Конфискация банковских контор бунтовщиков может ещё сильнее укрепить меня на троне. Они уже высказали своё отношение к Медичи и ко мне! Такое нельзя стерпеть.
— Нельзя, — охотно согласился я. — Только вот что делают сейчас все эти Содерини, Ручеллаи и прочие Строцци, узнав о закрытии городских ворот и о взятии штурмом монастыря Сан-Марко, оплоте учеников Савонаролы?
— Готовятся бежать.
— Или сражаться, — парировал я мнение, высказанное Пьеро. — И лучше бы с ними договориться, дабы избежать уличных боёв, пожаров и прочих сомнительных прелестей, столь часто возникающих при смене власти. Уверен, что большинство флорентийцев ещё помнят, что творилось в дни «заговора Пацци», когда пытались свергнуть вашего великого отца.
Медичи помрачнели и задумались. Оба были тогда ещё детьми, Джованни и вовсе несмышлёнышем трёх лет от роду, оо суть не в этом. Обоим не хотелось быть причастными к излишней крови, которая ознаменовала бы собой первые дни перехода от республики к монархии. Я их более чем понимал, а значит и выдавленные Пьеро слова не стали откровением.
— Договориться можно, но только о признании моей власти над Флоренцией. Хочется казнить многих, но придётся обойтись изгнанием. Только не сочтут ли желание договориться за слабость?
— Не сочтут, если перед этим показана сила. Тем же, кому мало примера монастыря Сан-Марко, придётся добавить. Но вашему высочеству лучше прибегнуть к силе лишь тогда, когда кто-то откажется слушать.
— Они откажутся. Чезаре, — процедил Пьеро. — Вы не знаете их так, как знаю я!
— Отказавшиеся потеряют ВСЁ своё состояние. Это покажет как готовность Медичи к дипломатии, так и их жёсткость к тем, кто не пожелал воспользоваться милостью герцога Флорентийского.
Вот и произведена «идеологическая накачка». Глаза у Пьеро заблестели, решительности прибавилось, теперь остаётся лишь следить за его действиями и, случись что, вежливо вносить коррективы. В ближайшие сутки город должен перейти под контроль наших войск. Наших — это отрядов Медичи и Борджиа. Именно под знамёнами родов, а никак не Рима и Флоренции, должна происходить — и уже происходит — смена власти. Кому нужно, тот поймёт. Сейчас или несколько позже — это не так и важно. Хотя… лучше, если до некоторых персон этот посыл дойдёт с некоторым запозданием.
Интерлюдия
Франция, Париж, март 1493 года
Любой правитель, тем более могущественного государства, рано или поздно привыкает к тому, что хорошие известия чередуются с не слишком радующими, а то и вовсе плохими. Другое дело, что получая любой вид этих самых новостей, умный правитель сперва как следует подумает, а уж потом будет заносить услышанное в раздел дурных, нейтральных или радующих событий. Ну и про разновидности трёх основных разделов забывать также не следовало.
Король Франции Карл VIII старался взвешенно, вдумчиво подходить к решению тех или иных задачек, которые жизнь подкидывала ему с завидным постоянством. Ещё в первые годы правления случилась война за сохранение короны с герцогом Орлеанским. Опасным противником, пользующимся поддержкой немалой части французской знати игерцога Бретонского. Тогда ему повезло, опытные полководцы во главе с Луи де Ла Тремуйлем не просто разбили войска бунтовщика, но смогли взять в плен его самого, тем самым обезглавив восстание. Да и Франциск Бретонский был вынужден чуть ли не капитулировать, став лишь чем-то немного большим, чем вассал короны. Чего стоило обязательство не выдавать замуж своих дочерей без позволения французской короны. Ведь у Франциска были… только дочери из числа законных, наследующих корону Бретани.
Затем окончательное закрепление на троне, удачное стечение обстоятельств, когда Франциск Бретонский отдал богу душу… Женитьба на Анне, его дочери — вынужденная для последней, ибо как ещё понимать ситуацию, когда предложение «руки и сердца» передаётся женихом посредством вторгнувшейся во владения невесты армии — и де-факто присоединение Бретани к Франции.
Последующие длительные и сложные переговоры с соседями — Арагоном, Священной Римской империей, Англией, которые были недовольны столь резким усилением роли Франции и её могущества. Они длились немалое время, но совсем недавно завершились. Благополучно по мнению как самого Карла, так и его советников. Не считать же серьёзной потерей не слишком значительные в сравнении с самой Бретанью куски земельных владений и денежных сумм, брошенных соседям как откуп за свободу рук в ближайшее время.
А свобода действий требовалась Карлу VIII как никогда раньше! Ему хотелось больше, ещё больше земель и славы для себя лично и той короны, что была возложена на его голову в весьма юном возрасте. Вместе с тем достаточно было взглянуть на карту, чтобы увидеть и — при наличии должным образом развитого разума — понять, что почти все соседи Франции обладают схожим с ней могуществом. На юге — Кастилия с Арагоном, раздражать которых по крупному — напрашиваться на серьёзную войну с неизвестными последствиями. Победители мавров, успешно завершившие длившуюся не один век Реконкисту, с закалённой в боях армией и готовностью использовать её при первом же представившемся случае… Нет уж, Карл был слаб телом, но не умом.
Про Священную Римскую империю в качестве будущей жертвы даже думать не стоило! Пусть империя была довольно рыхлой, подтачиваемой изнутри проблемами с непокорными императору Максимилаиану I вассалами, но это лишь при ведении войны атакующей. Зато натиск извне империя отразила бы без особых сложностей, после чего стала бы концентрировать силы для ответного удара. Не только свои, но и союзнические. А уж оторвать от его Франции пару-тройку пограничных провинций, да при поддержке такого сильного союзника мало кто отказался бы. К тому же Максимилиан был сильно обижен на него, Карла, из-за нехорошо закончившегося сватовства императорской дочери. Пусть он вернул приданое и сверху добавил, но память то осталась. Нет, смотреть в сторону империи стоило лишь с пусть ложной, но дружелюбной улыбкой.
Англия… Все помнили, что такое война с этим врагом, Столетняя война оставила слишком глубокий, воистину неизгладимый след. Может именно поэтому без крайней необходимости ни сам король, ни его советники не хотели связываться с этим островом. Уж точно не теперь, когда и Англия сильна, и их милая Франция всё ещё уязвима к высадке английских десантов.
