И что оставалось? Савойя? Славная исключительно своими дерущимися как звери наёмниками Швейцария? Первого само по себе было маловато, да и вызвало бы объединение других итальянских государств. Лезть в Швейцарию, что стричь кота — шуму много, шерсти мало, да ещё и уйдёшь весь исцарапанный. Зато за пределами этих двух стран лежала действительно богатая и не слишком то защищённая добыча — конгломерат небольших италийских государств, вечно грызущихся друг с другом, варящихся в котле взаимной ненависти, сложных интриг и беспредельного коварства.
К тому же — и это было очень важным — у него, Карла VIII Французского, были вполне законные права на престол Неаполя. Не бесспорные, это да, но и у занимающей его сейчас подобной ветви династии Трастамара они ничуть не более прочные. Как и у главной ветви, но это уже так, в дополнение.
В таких случаях право силы становилось особенно значимым. Не то чтобы оно в других случаях было менее весомым, но… Раз уж «звёзды» сложились столь удачно для него, Карл начал действовать. Действовать активно, для чего в сжатые сроки старался разрешить проблемы с «Бретонским наследством» и заручиться поддержкой на итальянских землях. Чьей именно? Понятно, чьей. Ведь Святой Престол, несмотря на то, что у Франции были давние и сложные отношения с Римом — Авиньонское пленение и само по себе дорогого стоило, так не им единым — мог оказать значимую поддержку. Тем более, когда стало ясно, что Иннокентий VIII вот-вот отправится к Отцу Небесному, нельзя было не вмешаться в партию, которая разыгрывалась каждый раз при смене понтифика.
Франция поставила на кардинала Джулиано делла Ровере, считая его кандидатуру наиболее весомой. Были достигнуты определённые договорённости, отправлена существенная сумма на скупку кардинальских голосов… Впустую! Новым понтификом стал испанец, Родриго Борджиа, которого теперь стоило учитывать как важную фигуру на политической доске Европы и всего христианского мира. И он с самого начала стал проводить политику, ориентированную на союз с Кастилией и Арагоном, это было понятно даже не очень разбирающемуся в подобных делах человеку.
Представляло ли это опасность для планов Карла насчёт Неаполя? Если и да, то ей можно было пренебречь. Сама суть Папской области мешала кому бы то ни было из пап собрать воедино немалые возможности номинально подвластных Риму земель. Да что там, у понтификов даже собственной армии и то с давних пор не было! А отряды, предоставляемые вассалами… сначала их нужно было получить, да и заручиться верностью тоже не было бы лишним.
Именно поэтому, окончательно решив «Бретонскую задачку» и успокоив на время соседей, Карл стал осторожно, незаметно, но собирать войска для похода на Неаполь. И не только собирать войска, но и через послов узнавать настроения при дворах итальянских монархов и правителей республик. Нужно было знать, кто может выступить союзником, кто готов занять позицию благожелательного нейтралитета, а кому лучше всего будет стать жертвой во благо величия Франции. Результаты обнадёживали. Оставались несогласованными кое-какие вопросы, но было ясно одно — найдутся как союзники, так и готовые отойти в сторону и смотреть на то, как полыхает объятый пламенем замок соседнего владетеля.
«Духовную поддержку» своим притязаниям на корону Неаполя он также рассчитывал получить. Не зря же кардинал делла Ровере, пусть и проигравший выборы, оставался для Франции важным и нужным человеком. Хотя бы как средство давления на нынешнего понтифика, Александра VI. Этому как нельзя лучше должны были помочь начавшиеся чуть ли не в первого дня после того, как на голову Родриго Борджиа возложили тройную тиару, крики тех, кого ну совершенно не устраивал устроившийся на Святом Престоле испанец. Громче всех — и с самыми впечатляющими результатами, чего тут скрывать — кричал фра Джироламо Савонарола, монах-доминиканец из республики Флоренция. Это было тем более кстати, что Флоренции ТОЖЕ было уготовано своё место в предстоящей шахматной партии. Той самой, в которой республика в своём нынешнем, подвластном Медичи и независимом виде, была ему, королю Франции совершенно не полезна. Неудивительно, что он отдал приказ «французской партии» — которая имелась и в Флорентийской республике — сначала как следует присмотреться к вдохновенному и несомненно талантливому проповеднику, способному зажигать сердца людей и вести их за собой. Присмотревшись же, начать вполне конкретные разговоры.
И тут… Случившегося мало кто мог ожидать. Неожиданная «атака» Папы Александра VI на Савонаролу. Одним листом бумаги понтифик развязал руки Пьеро де Медичи, правителю Флоренции, по сути позволяя ему хоть бросить проповедника в тюрьму, хоть повесить посреди городской площади. Да, Медичи на выборах поддержали именно Борджиа, но чтобы так явно вставать на их сторону… Неожиданное решение.
Савонарола был вынужден бежать. Сюда, во Францию, пользуясь явными и недвусмысленными намёками о том, что под сенью французской короны он будет не просто в безопасности, но и получит возможность продолжать своё дело. Какое? Громить пламенными речами «антихриста на Святом Престоле» и будоражить народ Флоренции с целью сбросить «пьющего соки из простых людей Медичи». При дворе Карла VIII понимали, что таким людям как фра Джироламо вовсе не обязательно быть рядом с каким-либо местом, чтобы доставить его хозяевам большие неприятности. Особенно если остались сторонники, да в немалом числе и при влиянии.
Всё шло хорошо. Отряды, что должны были стать могучим войском, способнымзаставить преклонить колени все государства Италии, пусть ещё не собирались, но готовились к этому. Были заключены договора со швейцарскими наёмниками, чтобы сделать и так большую силу действительно необоримой. Проверялась уже имеющаяся артиллерия и отливались новые орудия. Современные, не ровня тем устаревшим бомбардам, которые по большей части имелись у его будущих противников. Дипломаты также старались, выполняя порученное им так, что выказывать им своё неудовольствие у Карла и повода то не было.
И вот… новости из Флоренции. Такого рода, услышав которые, королю потребовалась сначала некоторое время на осознание, затем на получение подтверждения, что тут нет никакой ошибки. Лишь потом, осознав и приняв случившееся как данность — или божий промысел, тут Карл не был уверен — он пригласил к себе тех, с кем старался согласовывать как войну, так и политику. Ведь оба этих понятия порой так тесно сливаются друг с другом, что невозможно различить, где кончается одно и начинается другое.
Жильбер де Бурбон Монпансье, дофин Оверни и граф де Клермон. Бернар Стюарт д’Обиньи, родовитейший шотландец, капитан шотландской гвардии короля. И, само собой разумеется, Луи де Ла Тремуйль, сеньор дома Амбуаз, командующий королевской армией и просто верный Карлу человек с талантами не только полководца, но и дипломата. Этим троим король верил куда больше, нежели остальным, да и доказали они свою ему преданность, тут секрета не было.
Сейчас Карлу требовался совет, облечённый в следующие слова: «Как быть, учитывая недавние известия, доставленные как из Флоренции, так и из Рима?» Все четверо — сам король и трио его советников — были осведомлены обо всём случившемся. Более того, вести поступали к каждому из них почти сразу — сначала узнавал их сам король, а затем дозволял уведомить своих приближённых. Не всех, конечно, лишь малую часть. Эти трое к ней несомненно относились. И сейчас переглядывались, переминаясь с ноги на ногу, словно безмолвно обсуждали, кто нарушит повисшее в комнате молчание. Карл, тот сидел и вертя в руке гусиное перо, ждал. Ему нужен был совет, и он его получит, сомнений тут не было. А вот кто осмелится первым оценить изменившуюся ситуацию… тут монарх был в затруднении.
