— Я передам ваши слова главе сената и гонфалоньеру города, синьору Джованни Бентивольо… — завёл ритуальную шарманку Пранкетти, но перед этим едва заметно кивнул. Вполне вероятно, этим желая показать, что услышал сказанное мной и передаст истинный смысл. — …надеяться, что удастся избежать печального исхода.
Ага, вот и поговорили. Смотря на удаляющихся в сторону ворот всадников, я понимал, что переговоры как таковые на этом закончены. Пришло время оружия. И ждать тут просто нечего, даже того момента, когда герцог Флоренции наконец доберётся по нас, догнав уже располагающийся поблизости авангард собственного войска.
— Мигель!
— Да, Чезаре… — мгновенно отозвался Корелья. — Отдать приказ Циммеру начать стрельбу?
— Непременно. Незамедлительно, как только сенатор и его охрана окажутся внутри крепостных стен. Пусть там, на стенах, за стенами и в самом дворце семейства Бентивольо поймут, что мы, Борджиа, никогда не выпустим из рук то, на что имеем право.
Был Мигель, а вот уж и нет его рядом. Унёсся, пылая энтузиазмом, к энтузиасту же, но другому, которого хлебом не корми, дай как следует пострелять из пушек. Я же, оставшись в обществе Бьянки — охрану, маячащую чуть поодаль, уже давно не считаю, воспринимая как неотъемлемую часть окружающего пейзажа — ждал начала, первого выстрела, что должен был окончательно разъяснить ситуацию тем, находящимся за стенами. Стенами, которые наверняка казались многим надёжной преградой и защитой. Иллюзия… которую пришло время разрушить.
Б-бах! И первое ядро, выпущенное из новейшей по местным понятиям пушки, унеслось в сторону крепостной стены… Есть контакт! Как раз в стену, выбив из неё осколки камня и ознаменовав собой начало обстрела города, надеявшегося отсидеться в стороне, выждать выявления победителя в надвигающейся на все италийские земли страшной и тяжёлой войне.
Эпилог
Феррара, дворец герцога Эрколе д’Эсте, июль 1493
Герцог Феррары Эрколе д’Эсте не так часто чувствовал себя… уязвимым. Но после пришедших вестей о том, что произошло в паре дней пути от Феррары и Модены — этих двух важнейших городов под его властью — герцог забеспокоился настолько, что потребовал немедленно пригласить сына и наследника, Альфонсо, к себе. И мысль о том, чтобы возблагодарить Господа за то, что сын оказался не где-то, а рядом, не казалась несвоевременной. Слишком уж тревожили эти самые вести, слишком печальные для владений рода д’Эсте последствия они могли повлечь за собой.
В ожидании же пока Альфонсо откликнется на призыв, герцог Модены и Феррары поневоле припомнил прибывшего в Феррару некоторое время назад тайного посланника от рода Борджиа. Не от Папы Римского, а именно от Борджиа, что явно было не просто так, а с вполне понятным смыслом. Этот самый посланник ставил его, Эрколе д’Эсте, в известность, что войско под командованием Чезаре Борджиа, кардинала, а теперь и великого магистра возрождённого Ордена тамплиеров, в скором времени окажется на землях Модены, пусть и с обещаниями не чинить разорения.
Обещания… утешали слабо. Особенно учитывая то, что их редко когда сдерживали, тем более такие. Ирония же заключалась в том, что посол со схожим уведомлением прибыл и от французского короля. Только вот от слов Карла VIII и вовсе веяло серьёзной угрозой, напоминающей о «подчинись или будешь уничтожен».
Д’Эсте понимал, что сами по себе Феррара с Моденой не способны защитить себя от действительно сильного противника, будь то Святой Престол, Неаполь и тем более Франция. Вот от Милана или там Мантуи — это вполне вероятно, равно как и от Флоренции, хотя и с большими сложностями. Той, старой республики, в которой власть Медичи была сильно ограничена противоборствующими семьями. Зато теперь, когда республика стала герцогством, да к тому же Пьеро I де-факто признал себя младшим союзником владеющих Святым Престолом Борджиа, ситуация резко изменилась.
Что он собственно мог? Лишь играть на противоречиях и надеяться на то, что стены крепостей окажутся достаточно крепки, а гарнизоны в должной степени упорны, чтобы выдержать осаду, за время которой ситуация вокруг может измениться. Подойдут ли нынешние союзники, появятся ли более неотложные дела у осаждающих… или просто удастся откупиться, обойтись малой кровью. Но сейчас ситуация была иной. Ум правителя, вот уже более двух десятков лет властвующего над двумя весьма крупными по италийским меркам государствами подсказывал Эрколе д’Эсте, что сейчас разгорается действительно большая и опасная война. Его же попытки остаться в стороне хотя бы на первом её этапе могут оказаться удачными, но в то же время способны стать огромной проблемой. И вот они, первые вестники беды. Или уже далеко не первые?
— Отец! Ты звал меня и я здесь.
Герцог Феррары и Модены тепло поприветствовал сына, которого не видел со вчерашнего дня, и мановением руки приказал слугам удалиться. Разговор, что должен был состояться, совершенно не предназначался для их ушей.
— Болонья открыла ворота перед соединённым войском Борджиа и Медичи, Альфонсо. Бентивольо и их союзники в сенате лишены большей половины имущества, многие будут изгнаны за пределы Папской области. Теперь над городом развеваются два знамени.
— Борджиа и Медичи?
— Нет, — усмехнулся Эрколе д’Эсте. — Борджиа и Ордена Храма. Чезаре Борджиа по праву великого магистра возрождённых из небытия тамплиеров объявил город и окрестные земли резиденцией Ордена. Одной из резиденций.
Альфонсо от таких известий стало заметно не по себе. Настолько, что он на подгибающихся ногах сделал пару шагов до ближайшего кресла и осел в его мягкие объятья, аки мешок с мукой. Всё же шестнадцать лет — не самый удачный возраст для выслушивания подобных известий. Альфонсо д’Эсте был молод, но уже успел показать себя способным учеником. Отец был доволен своим наследников, чего уж тут скрывать. И вдруг… множество действительно тревожащих новостей, ставящих под угрозу будущее всего рода д’Эсте.
Герцог смотрел на сына с пониманием. Сам чувствовал слабость в ногах и подступающую головную боль — как прямую, так и в переносном смысле.
— Но как город пал столь быстро? Борджиа подошли к его стенам совсем недавно. Это… невозможно, если только им не открыли ворота изнутри.
— Почти, но не совсем, сын. Сутки обстрела из пушек и нанесённые огнём артиллерии разрушения показали защитникам города, что скоро часть стены рухнет и начнётся штурм. А войско Борджиа успело показать свои умения, воевать с ними после падения делла Ровере мало кто захочет, если есть возможность договориться.
— И что теперь? Я помню, что недавно тут был посол из Рима. Тайный, но он ясно высказался, передав тебе слова Борджиа: как отца, так и сына.
— Теперь… Нам придётся как Улиссу проскочить между многоглавой Сциллой с головами Борджиа и их полководцев и Харибдой, увенчанной французской короной. А ещё смириться с тем, что земли Модены станут полем боя противоборствующих армий. Постараемся уберечь от этого хотя бы Феррару.
Эрколе д’Эсте был серьёзен, говоря это. Ему не нравилось осознавать собственную уязвимость, но «не нравится» и «не признавать очевидное» — явления разного порядка, а он не собирался путать одно с другим, тем самым призывая беду на свои владения.
