Зато прогулка откровенно удалась. Меня не просто узнавали, а были искренне рады. Чему? Одержанной победе, богатой добыче, да и тому, что я не собирался отгораживаться от войска, понимая их нужды, желания, стремления. Выполнять всё, само собой, не собираюсь, но в разумных пределах — вполне и без проблем. Но сейчас… пора отсюда потихоньку убираться. Не мгновенно, конечно, но всё же и не медлить. Оставалось лишь сформировать заново обоз, немалая часть которого пока была внутри стен Реджо-Эмилии, включить туда повозки с ранеными, перетасовать лошадей из-за необходимости везти новые орудия… ну и для трофеев место оставить, ведь оружие и броня сами себя не увезут. А их, если что, очень много, причём не абы какой хлам, достойные образчики мастерства оружейников. Нам, Борджиа, любой ресурс сгодится, завсегда сумеем к своей выгоде использовать.
* * *
Четырьмя днями позже, Реджо-Эмилия
Король Франции давно не испытывал столь… неоднозначных чувств. Первая вспышка гнева случилась двумя днями раньше, когда в расположение остановившейся на ночлег армии прибыл гонец от маршала де Ла Тремуйля с известиями о случившейся при Реджо-Эмилии битве. Признаться, Карл VIII ожидал если и не полной победы, то хотя бы отступления соединённых войск Рима, Флоренции и Неаполя. Но его словно все собрались удивить. Ла Тремуйль — удавшейся интригой с переманиванием на свою сторону большей части неаполитанцев. И проклятый Борджиа — талантами военачальника и тем, что нанёс поражение пусть не ему лично, но его самому доверенному и талантливому полководцу, Ла Тремуйлю.
Лист бумаги… не пережил вспышки ярости, оказавшись разорванным, скомканным и отброшенным в сторону. Но прежде чем дать волю чувствам, король дочитал послание до последней сроки, а значит оказался полностью осведомлён о случившемся. Двух же последующих дней хватило на то, чтобы в значительной мере успокоиться и встретиться со своим маршалом уже в ином состоянии, пригодном для принятия взвешенных решений.
Увиденное ему не слишком понравилось. Дело было не в потерях, пусть и немалых. В конце концов, маршал сумел сберечь большую часть своих войск, жертвуя союзниками. И не в потере части артиллерии, хотя двух десятков орудий было жалко. Боевой дух… Он заметно упал, очень мало напоминая тот, что был до того, как армия выступила в поход. Причины казалось бы лежали на поверхности, искать их не требовалось, но Карл был достаточно умудрён жизнью, чтобы понимать различие видимости и реальности. Оттого и отложил составление окончательного мнения до того как побеседует с действительно способными рассказать всё людьми. Особенно с самим маршалом и герцогом Миланским.
Сам Реджо-Эмилия, этот небольшой городок, королю Франции не понравился. Слишком мал, слишком плохо укреплён, слишком… неприятен для его королевского взора. И к тому же войска того же Ла Тремуйля успели основательно порезвиться в окрестностях, разграбив и спалив всё, до чего дотянулись. Карл VIII не питал никаких иллюзий относительно своих солдат, как правило оставляющих позади себя разорённые земли и дымящиеся развалины. Ну и множество обесчещенных девиц и дочиста ограбленных домов. В этом же случае раздосадованные поражением войска вымещали свою злость от души. Отсюда и то, на что то и дело падал королевский взор.
Торжественная встреча несколько сгладила печальные первые впечатления. Дорогого стоило не столько выражение покорности от Лодовико Сферца, сколько вид многих бывших вассалов короля Неаполя Альфонсо, которые совершенно осознанного перешли на его сторону. Вот здесь маршал де Ла Тремуйль оказался на высоте! Получить более четырёх тысяч новых солдат — пусть часть из них и погибла в жаркой битве — захватить немало пленных и заставить Альфонсо Неаполитанского с остатками войск в страхе бежать с поля боя… Это было великолепным ходом в разыгранной маршалом партии. Жаль, что довести её до победы так и не удалось. Только и поражением это не назвать. Карл осознавал, что его враги получили столь нужную им отсрочку, которой непременно воспользуются, но одной этой отсрочки им всё равно не хватит. Численность армии с подходом его двадцати с лишним тысяч, в составе которых восемь — это закалённые в боях и известные своим непревзойдённым мастерством швейцарские наёмники… Результат предопределён! И никакие оружейные новинки и полководческие таланты Борджиа уже не смогут помешать армии под его знаменем добраться до Неаполя. Точно не после того, как удалось почти полностью снять с доски фигуры, относящиеся к неаполитанской части армии врага.
Особенной роскоши в Реджо-Эмилии ожидать не стоило, но всё лучше, чем за её пределами, с этим Карл VIII соглашался. К тому же он прежде всего хотел вдумчиво побеседовать с Ла Тремуйлем и Лодовико Сфорца, а для этого было достаточно имеющегося.
Уже стемнело, но в зале от множества свеч было почти так же светло, как и при свете дня. Король Франции не собирался всматриваться в лица своих вассалов, пытаясь в полумраке отличить реальное от причудливой игры теней. По сути, помимо него — если не считать королевских гвардейцев у входа и снующих слуг из числа привезённых с собой при обозе — в зале находились лишь прибывшие с ним д’Обиньи и Бурбон-Монпансье, а также маршал Ла Тремуйль и герцог Лодовико Сфорца. Последний чувствовал себя особенно неуютно, даже сильнее, чем Ла Тремуйль, хоть немного, да опасавшийся королевского недовольства по поводу не столь успешного начала войны, как представлялось изначально. Что до причин беспокойного состояния Сфорца, то для Карла VIII они не являлись секретом — понесённые герцогом Миланским в битве при Реджо-Эмилии потери были довольно велики и восстановить их в разумные сроки не представлялось возможным. Слабая армия — слабая защита трона, вот Мавр и начинал опасаться чуть ни не каждого постороннего шороха. Совсем недавно узурпировав трон в обход действительно законных наследников, он начинал чувствовать, что престол уже начинает ощутимо поскрипывать. Пусть вассалы его и поддерживают, но… это до тех пор, пока не несут серьёзные потери и не боятся, что при Лодовико Сфорца жизнь станет гораздо хуже, чем до него.
Король Франции понимал это, а потому не собирался упускать склонного к коварству Мавра из виду. Вот как сейчас.
— Мне казалось, что оказавшись в землях Италии, я встречу победоносную армию, — пытаясь поудобнее устроиться пусть и в хоть как-то подобающем его монаршему достоинству, но далеко не самом удобном кресле, вымолвил король, взирая больше на маршала, но не упуская из виду и Лодовико Сфорца. — Оказалось, что вас разбили… Борджиа и Медичи, Рим и Флоренция. Объяснитесь, Ла Тремуйль, как так могло случиться? Особенно после того, как вы столь блестяще сумели убрать угрозу более чем десятитысячной части войск врага… неаполитанцев.
— Новое оружие, новая тактика и таланты военачальника, Ваше Величество, — встав и поклонившись Карлу VIII, заговорил Ла Тремуйль. — Если бы отсутствовало хотя бы одно из трёх перечисленных преимуществ, мы бы смогли сделать то, что должны. Только господь во всезнании своём мог ожидать… такого! Тем более после того, как заранее проникшие в Неаполь люди шевалье д’Ортеса нашли самых недовольных королём Неаполя вассалов. Альфонсо не знал и не мог знать, но его армия была почти наполовину не его, когда он только выдвинулся из своей столицы на встречу с союзниками.
