— Я это понимаю! Потому заранее говорю, что нам вряд ли удастся прорваться всем, тем более со всем, что везём в обозе. Луи, Бернар, слушайте внимательно, от этого многое будет зависеть!
Оба приближённых короля Франции слушали и с каждым новым королевским словом становились всё мрачнее. По сути им предстояло придумать, как не выиграть сражение, а проиграть его с меньшими для себя потерями. Как ни странно, но второй после ненадежности неаполитанцев проблемой стала наёмная швейцарская пехота. О нет, они не собирались даже думать о сдаче или бегстве, получив столь большую по любым меркам добычу. Только в этом, в объёме и ценности добычи, и была проблема. Наёмников почти невозможно было заставить бросить тот самый обоз! На такое «псы войны» не пойдут, прежде чем не встанет вопрос о выживании.
Сказать им прямо? О, вот тогда возможно всякое, но неизменно печальное для Франции. Поставленные перед печальным выбором наёмники могли склониться к тому варианту, при котором обратят оружие против нанимателя, предварительно договорившись с изначальным противником. И ведь Борджиа вполне мог пойти на такую сделку. Что Карл VIII, что его маршал и командир гвардии успели в должной мере изучить своего, пожалуй, главного врага в этой неудачно складывающейся войне.
Поэтому то король и предложил де Ла Тремуйлю начать основную стадию сражения атакой швейцарской пехоты той части войска Борджиа, которая покажется более уязвимой. И уж точно не атаковать собственно войска этого «великого магистра», учитывая грустный опыт противостояния его новому пехотному построению с большим числом аркебузиров и массовой поддержкой артиллерии.
Втянуть врага в битву, заставить его сосредоточить немалую часть сил на швейцарцах и возможно неаполитанцах — если те сразу не увильнут от боя, чего все трое совещающихся не исключали — после чего… Атаковать кавалерией? О нет, как Карл VIII, так и его маршал помнили, что такое венецианские конные арбалетчики и как они опасны что для пехоты, что для конницы. Зато подставить как выгодную цель слабо охраняемый обоз и, с не менее глубокой печалью, артиллерию — вот это могло подействовать.
— Венецианским кондотьерам и самому Франческо Гонзага прежде всего нужны деньги и ценности из обоза, — невесело усмехаясь, выдавливал из себя Карл Валуа. — Чезаре Борджиа не обманется этим и будет призывать преследовать нас, только…
— У Борджиа мало кавалерии, — понятливо откликнулся де Ла Тремуйль. — А оторвать венецианцев от разграбления обоза у него не хватит сил. И ещё швейцарцы.
— Всё вместе, маршал. И прорвавшись, уходить через Сиену, охваченный мятежом против Медичи Ливорно, возможно даже Пизу… В Лукке уже наши войска.
— А затем Милан?
В ответ на этот вопрос командира своей гвардии король невесело так ухмыльнулся, заявив:
— После того как Катарина Сфорца стала союзницей Борджиа, я не знаю, куда метнётся Мавр! Лучше из Лукки, соединившись с отрядами Жильбера де Бурбон-Монпансье мы через Геную отступим в Савойю. Там же, приведя войско в порядок и дождавшись подкрепления из Франции, продолжим. Нельзя дать нашим врагам достаточно времени, чтобы они лишили нас большей части завоёванного.
Может Луи де Ла Тремуйль и хотел возразить по отдельным моментам, но сейчас предпочёл промолчать, выждать. Тут и напоминание о «проклятии тамплиеров» и понимание, что вот-вот начнётся сражение… И вообще неуверенность, что в этой войне хоть что-то может пойти по заранее разработанным и продуманным планам. Вырваться из ловушки, пусть даже потеряв обоз, артиллерию, даже наёмников — вот то, что заботило маршала, в этом он был полностью солидарен с королём. Остальное… подождёт.
* * *
Франция, Амбуаз, февраль 1494 года
Голубиная почта — вот то средство, которым пользовался как Диего де Фуэнтес, так и все люди, нуждающиеся в получении сведений как можно быстрее и при этом имевшие достаточно средств для подобного. Ведь хорошие почтовые голуби стоили немалых денег. Более того, их отправляли сразу двух-трёх, дабы исключить утерю послания от неизбежных печальных случайностей.
Фуэнтес располагал должными средствами. Не своими, конечно, а предоставленными ему Родриго Борджиа, Папой Римским. Хотя служил он не понтифику, а именно Борджиа и были на то сразу несколько причин. Во-первых, Диего родился и вырос в Каталонии, примерно в тех местах, откуда были родом и Борджиа. И как многие другие, когда их земляк возвысился в Риме — даже в бытность не Папой, а «всего лишь» вице-канцлером — представители многих семей сочли хорошей мыслью отправить кое-кого из своих туда, в Папскую область. Не прогадали, ведь Родриго де Борха стал хозяином Святого Престола, обойдя всех соперников.
Но не только это сделало каталонца абсолютно верным семье Борджиа человеком. Диего, по его глубокому убеждению, боялся в этом мире всего двух вещей: оспы и за жизнь членов своей семьи, то есть матери, брата и двух сестёр. Отец и старший брат погибли… не от клинка, хотя немало успели повоевать, а от «бича божьего», той самой оспы. Теперь же, после того, как именно Борджиа — чтобы ни говорили некоторые о «божественном ниспослании» — сумели найти средство, защищающее от страшной болезни, один страх исчез полностью, второй же значительно ослабел.
Отсюда и преданность, и готовность служить под знамёнами хоть самих Борджиа, хоть Ордена тамплиеров, который был восстановлен исключительно во имя интересов этих самых Борджиа.
Приказ отправиться во Францию, скрыв истинную суть под маской лекаря? Не представляло сложностей. Трудности были лишь во время обучения, когда Диего с заметными усилиями изучал хотя бы основы лекарского дела. Нужного дела, полезного, но всё же не совсем того, к чему лежала душа. Гораздо легче ему давались шпионские премудрости, в коих его просвещал сам Чезаре Борджиа. Шифрованные послания, умения заметить следящих за ним людей и самому оставаться незаметным, знания о том, что даже другая одежда способна изменить человека, не говоря уж об искусственной хромоте или поддельном шраме. Происходящий из знатного рода более чем в десяти поколениях Диего де Фуэнтес и не думал, что ему придётся почерпнуть знания у… бродячих актёров. А вот пришлось!
И пригодилось. Уже с того дня, как он въехал во Францию, прикидываясь учеником довольно известного врача Генриха фон Шлоссберга. Врач действительно существовал и, более того, был обязан тем же Борджиа, избавившим его от серьёзных неприятностей, связанных с вниманием инквизиции на землях Священной Римской империи. Алхимия… ей с давних пор занимались почти все врачи из числа тех, которые хоть что-то из себя представляли.
Сперва к королевскому двору, а точнее в Амбуаз, для лечения слабого и болезненного дофина проник сам Генрих фон Шлоссберг, обязанный Борджиа избавлением от пыток и, вполне вероятно, костра инквизиции. Затем протащил и «помощника» среди других, часто и постоянно меняющихся. А дальше… всё было так, как и планировал великий магистр Ордена Храма. Ненавидящая своего мужа Анна Бретонская охотно приняла помощь Борджиа, сулящую ей свободу для себя и восстановление независимости для своей Родины.
